Следующие несколько часов — это просто кошмар на улице Вязов. Мы едем на такси в центр Франкфурта, там госпожа Хубер приказывает водителю повернуть на улицу Гетештрассе. Все магазины известных дизайнеров именно там. Наша первая остановка — бутик «Версачи». Я пытаюсь открыть дверь, но из этого ничего не выходит, потому что в этих элитных магазинах надо звонить, чтобы тебя впустили. Госпожа Хубер снисходительно улыбается моей неосведомленности и приветствует продавщицу, которая наконец-то открывает дверь:
— Моника, сколько лет, сколько зим, я, кажется, видела тебя последний раз на Бермудах!
Моника отвечает:
— Нет, это было на Фиджи.
Тут госпожа Хубер ударяет себя рукой по лбу и кричит во все горло:
— Конечно, как я могла такое забыть, мы ведь тогда купались в ванне с шампанским!
Я, наверное, повешусь. Просто не выношу таких женщин.
— Но, Эстефания, что я могу сделать для тебя? — спрашивает Моника.
— Это и правда проблема, — говорит Эстефания и оценивающе смотрит на меня. — Вот эта (она показывает на меня) будет ведущей ток-шоу, и мы должны привести ее в более или менее божеский вид. Конечно, задача не из легких, но все-таки нужно хотя бы попробовать.
Эта наглая женщина, наверное, сестра господина Дункеля, не иначе.
— Я даже не знаю, есть ли у нас одежда ее размера. И непонятно, к какому типу относится ее телосложение?
При этом Моника обращается отнюдь не ко мне, я для нее что-то вроде манекена, который нужно одеть к осенней коллекции. Это ведь унижение в чистом виде.
Эстефания многозначительно вздыхает.
— Принеси, пожалуйста, несколько моделей.
Моника, у которой ноги от ушей растут, идет к полке и достает оттуда какие-то черные вещи.
— Примерьте это! — приказывает мне Эстефания.
Ужасно нервничая, я иду в примерочную. Зеркала здесь расположены так же, как в комнате смеха, и когда смотришь на свое отражение (прямо какой-то воздушный шар), то даже становится весело. Мне приходится снять кроссовки. Ну и грязнущие у меня ноги! Не остается ничего, как вытереть их платком. Потом босиком выхожу из примерочной.
Эстефания, Лаура и Моника немного отступают назад, морща нос и бросая на меня презрительные взгляды, давая понять, что выгляжу я ужасно.
— Нет, так нельзя, — категорично заявляет Моника. — На вас все сидит как на барабане. Снимайте скорее это безобразие!
Ну, мне конец! Все эти дизайнерские штучки только подчеркивают недостатки фигуры. Я ведь, в конце концов, не топ-модель. Если мне дадут примерить сороковой размер, то кофточка или там блузка налезет мне только на руку. Или же сначала мне придется ее долго растягивать, например, дав поносить слонихе, которая вот-вот родит.
Моника, виляя задницей, опять идет к полке и приносит другую одежду. А я снова иду в примерочную. Я слышу, как эта троица перешептывается и посмеивается надо мной.
У меня звонит мобильник. Как глупо, моя сумочка лежит у Эстефании, и она отвечает на звонок. Во наглеж! Я слышу, что она говорит:
— Да, конечно, я все передам.
Кто бы это мог быть? О господи. Марго, Ханс, кто же это? Я выхожу из примерочной. Эстефания сообщает мне с явной издевкой в голосе:
— Вам тут звонила Фелицитас Функе. Она сказала, что операция по смене пола прошла успешно и что появилась небольшая грудь, хотя врач только вчера прописал гормональные препараты. А еще она хотела, чтобы вы вместе подобрали подходящую губную помаду и туфли, и просила зайти к ней в ближайшее время.
Я лепечу что-то такое вроде:
— Э-э, понимаете, все дело в карнавале, один мой друг, весельчак, всегда мне звонит, когда я прихожу в этот магазин, такое больше не повторится…
На это Моника холодно замечает:
— Вы здесь первый раз, я знаю всех своих клиентов в лицо. А карнавал проходит с ноября по февраль, максимум по март.
Ну, погоди, Рихард, не видать тебе гормональных таблеток, как своих ушей.
У Джанни мы так ничего и не подобрали по моей фигуре, и Эстефания Хубер командует шоферу ехать в бутик «Джорджио Армани». На кой черт сдались мне все эти магазины!
У «Джорджио» нас встречает еще какая-то дебильная продавщица, она со мной повежливей, но тоже не особенно. Из того, что она приносит, мне абсолютно ничего не подходит. Эстефания говорит, что я безнадежна и самое лучшее, что она может сделать, — это позвонить Сильвестру и попросить его показывать в кадре только мое лицо.
— Мы просто не сможем найти одежду вашего размера! — говорит она с презрением.
Между тем Лаура садится в кожаное кресло и потягивает шампанское.
— Разумеется, вы ничего не найдете, если у вас все вещи такого размера. — Наконец-то я набираюсь, мужества и говорю то, что думаю. — У меня и не было никогда ни сорокового, ни сорок второго размера, даже в детстве.
Эстефания недовольно закатывает глаза:
— Вот только не надо так горячиться. Уж балахон-то мы вам всегда найдем!
Это была последняя капля.
— Да что вы о себе возомнили? — кричу я. — Вас вообще, зачем пригласили: посоветовать что-нибудь дельное или поиздеваться надо мной? Если вы завидуете, что я могу что-то такое, чего не можете вы, так это ваши проблемы. Вы просто неудовлетворенная, озлобленная неудачница. Знать вас не знаю!
А что, звучит угрожающе. Я иду в наступление. Эстефания отходит назад и натыкается на полку с одеждой.
— Я понятно выражаюсь?
Молчание.
— Вам все ясно?
Эстефания кивает.
— Хорошо!
Я беру сумочку, направляюсь к двери, оборачиваюсь еще раз и говорю:
— Через пятнадцать минут вы будете уволены. И я лично позабочусь о том, чтобы вас и близко не подпускали на телестудию господина Левенталя, да и вообще, куда бы то ни было!
Дверь за мной захлопывается, раздается «дин-дон», и я тут же достаю телефон и звоню в Берлин Сильвестру Левенталю. С тех пор мне не доводилось слышать о стилисте Эстефании Хубер.
На следующий день мы с Геро ходим по магазинам, покупаем красивую одежду, и у меня снова поднимается настроение.
Потом навещаем Рихарда в больнице. Он лежит в очень хорошей отдельной палате и просто светится от счастья. Рядом с кроватью мы видим стопку разных каталогов и парики. Один из париков на нем.
— Ну, как я выгляжу? — с возбуждением спрашивает он.
Сказать по правде, он сейчас очень похож на мужчину, танцующего танец маленьких лебедей на юмористическом шоу, но я, конечно, этого не скажу.
— Прекрасно выглядишь, Рихард. Как настоящая женщина!
— Фелицитас! Называйте меня Фелицитас, — говорит он. — Гормоны и вправду творят чудеса. — Он расстегивает пижаму. — Только посмотрите!