— Раздевалки забиты инвентарем, — уткнулась я в записи Дженни, — и ученикам приходится переодеваться в коридоре. Мы полагаем, этот вопрос необходимо рассмотреть в первую очередь.
— Могу я узнать, мисс Джонс, чьи заметки вы читаете?
— Мисс Уиллис. Она заболела и попросила меня выступить вместо нее.
— Понятно.
Брет молча теребил какие-то бумаги на столе и наконец произнес:
— Может быть, кто-то желает еще выступить в роли оратора — кто-нибудь более опытный, с более зрелым взглядом на вещи?
Среди учителей снова прокатился возмущенный гул, и мне стало в прямом смысле этого слова физически дурно. Как он мог так сказать обо мне в присутствии коллег?
В учительской повисла гнетущая тишина, она казалась вполне осязаемой, словно ее можно было потрогать руками. Наконец молчание нарушил Пит Грин:
— Поскольку учителя выбрали мисс Джонс своим представителем, большинство из нас удовлетворены ее действиями и полностью ей доверяют.
Мне хотелось броситься Питу на шею и расцеловать его в обе щеки. Наконец-то нашелся хоть один человек, готовый встать на мою защиту! Даже Уэйн этого не сделал.
Но Брет помрачнел еще больше, выслушав заявление Пита. Что-то ему не понравилось в его словах. С вопросом о раздевалках разделались быстро. Он посочувствовал учителю физкультуры, но сказал, что в настоящее время ничего сделать нельзя. Все, как обычно, упирается в деньги.
— Еще есть какие-нибудь вопросы ко мне? — Хардвик внимательно осмотрел присутствующих.
Я помахала записками Дженни.
— Да, мистер Хардвик. Здесь еще упомянуты некоторые предложения мальчиков старших классов. Скажем, выделение оснащенной комнаты отдыха для шестого класса, с креслами, теннисным столом…
Голос Брета резко оборвал меня:
— Эти вопросы я решу и сам после обсуждения со старостой класса. Можете дальше не продолжать.
Он снова поставил меня на место, и я опять сникла.
Уэйн наклонился ко мне и поцеловал в знак утешения в щеку.
— Молодчина! — громко поддержал он меня.
Брет бросил на нас язвительный взгляд и объявил собрание закрытым.
Все встали, когда директор направился было к двери, но я еще не окончательно выяснила отношения с Бретом Хардвиком и окликнула его, к изумлению собравшихся, которые, очевидно, полагали, что я уже достаточно наслушалась колкостей директора:
— Мистер Хардвик, могу я зайти к вам на несколько минут?
При звуке моего голоса он внезапно остановился, посмотрел на часы и отчеканил:
— У вас есть ровно десять минут. Если вы уложитесь за это время, то можете ко мне зайти. Если нет, боюсь, вам придется подождать.
— Мне достаточно двух минут, мистер Хардвик.
Он вышел, будто не расслышал последних моих слов. Все столпились вокруг меня, одобряя мое упорство. Я схватила сумочку и пробралась к двери, зная, что, если хоть немного задержусь, не замедлит проявиться ответная реакция и я начну либо плакать, либо дрожать. И еще я знала, что остатки храбрости, которые я с таким трудом собрала в кулак, рассыплются в прах.
Я постучала в дверь кабинета и, услышав приглашение, вошла. Он стоял у стола и читал какую-то бумагу.
— Да, мисс Джонс? — Он скользнул по мне взглядом, словно боялся посмотреть в глаза.
Наверное, ждал, что я начну упрекать его за то, как он разговаривал со мной на собрании, но гордость не позволила мне сделать этого. Раскрыв сумочку, я достала исписанный бумажный листок бумаги и положила перед ним. Он взял его и нахмурился.
— Это что такое?
— Это чек, мистер Хардвик, вы же видите! — Мой голос задрожал. — Это первый взнос в уплату штрафа за задержку фильма.
Его глаза округлились.
— Но ведь это большие деньги! Где вы их взяли?
— Я их не украла, мистер Хардвик, если вы подумали именно об этом. Это деньги, которые я ежемесячно откладываю на летний отпуск. Я уже говорила вам, что собираюсь покрыть штраф из этой суммы. — Оглянувшись, я поискала глазами стул. — Остальное я буду выплачивать частями в конце каждого месяца. — Ноги стали ватными. Мне необходимо было немедленно сесть. — Извините, — выдавила я, — мне нехорошо. — Стуча зубами, я плюхнулась на стул. — Извините, — повторила я. — Извините.
Мгновенно он оказался рядом со мной.
— Трейси, — произнес он так нежно, что мне захотелось плакать еще больше. — Откуда в вас столько напускной храбрости? Нельзя принимать все так близко к сердцу. Вы не способны противостоять ударам и нападкам оппонентов во время публичных выступлений. Я вам уже это говорил однажды.
Подойдя к шкафу, он достал свое пальто и накинул мне на плечи.
— Вы не д-д-должны были так со мной говорить: Не н-н-нужно было бросать мне в лицо все эти гадости!
Он присел на корточки и заглянул мне в глаза:
— Им не следовало выбирать вас в качестве доверенного лица, Трейси. Им нужно было позаимствовать вашу храбрость, упорство и выступить вместо вас. У них нет вашей храбрости, чтобы открыто противостоять мне, как это сделали вы. Вы же видели, вас по-настоящему даже никто не поддержал.
— Один Пит Грин.
— Да, но при этом он так трясся от страха! Хотя разговор шел об интересовавшем его предмете. — Он взял меня за руку, но я ее вырвала. — Не могу выразить словами, Трейси, как я восхищаюсь вашей смелостью.
— Приятно слышать, что вы можете иногда сказать обо мне хоть что-то хорошее. — Дрожь моя постепенно проходила. — Иногда вы говорите такие ужасные вещи, Брет.
Он засмеялся, потом откинул голову и уже расхохотался от души.
— Возможно, — продолжала я, — они продолжают думать, что я имею на вас какое-то влияние. Боже, как все они заблуждаются!
Он снова рассмеялся. Настроение разительно менялось к лучшему, и я даже улыбнулась.
— Вот так-то лучше, — заметил Хардвик. — Даже щеки порозовели. Вы были похожи на привидение, когда вошли сюда.
Он снял с меня пальто и перебросил через спинку стула. В дверь постучали, и он крикнул:
— Войдите!
Я встала, направляясь к выходу, но он остановил меня:
— Это Элейн.
Она вошла и с удивлением посмотрела на меня:
— Здравствуйте, мисс Джонс.
— Добрый день, миссис Лэнгли, — ответила я.
— Ради Бога, оставьте эти формальности, — вмешался Брет. — Зовите друг друга просто: Элейн и Трейси.
Мы улыбнулись друг другу, и я заметила, как привлекательно она выглядит без очков. Должно быть, она послушалась Брета и стала носить контактные линзы. Может быть, он даже заплатил за них. Бледно-розовый легкий костюм удачно гармонировал с ее светлыми волосами. Босоножки, сумочка и перчатки были белого цвета, и даже после утомительного похода по магазинам Элейн выглядела бодрой и свежей, как после хорошего сна. Взглянув на ее безупречно уложенные волосы, я почувствовала себя неловко за свои раскрасневшиеся щеки и тусклое, старушечье одеяние — темно-синюю юбку и затрапезную белую блузку, застегнутую под самое горло.
