— Вы что-нибудь выращиваете в собственном саду? — спросила я.
— Практически все, — ответила Памела. — Разве Даниэль не показал тебе наши фруктовые сады? Мы едим свои фрукты.
При мысли о собственном саде я почувствовала легкое волнение. Я хотела бы посмотреть сад и огород, где выращиваются овощи. Я бы хотела подольше задержаться в цветнике перед домом и насладиться хрупкой красотой экзотических растений, которые там росли. Но мы были заняты только сахаром. Но очень скоро — так я думала — все это место станет моим, и я уже представляла, как буду выходить из дома ранним утром и собирать апельсины с собственных деревьев, еще теплых от утреннего солнца, у них будет совершенно особенный вкус, так как это будут мои апельсины!
— А у вас много апельсиновых деревьев? — мечтательно спросила я.
— Порядочно. Я никогда не считал их. Я слишком занят пересчитыванием сахарного тростника!
Но у меня все будет по-другому, поклялась я про себя. Они пусть занимаются своим сахаром, а я буду заниматься апельсинами и другими благословенными фруктами в своем саду. И вдруг я почувствовала настоящую радость оттого, что буду жить здесь.
— Почему бы тебе не позвонить Аарону прямо сейчас? — предложила я Даниэлю и совершенно не обиделась, когда он рассмеялся над моей горячностью.
— Хорошо, я позвоню.
Глава 8
Пейшнс совершенно не спешила возвращаться в Порт-оф-Спейн. Она обнаружила новое ответвление своего семейства, которое жило здесь, на сахарной части острова, и она была бы совершенно счастлива остаться с ними навсегда.
— Мы ведь все равно жить здесь, — сказала она печально, залезая в автобус. — Зачем нам тогда ехать домой?
Я не сделала над собой усилие, чтобы ответить ей. Я воспрянула духом при мысли о возвращении домой. Напряжение в доме Лонкветов было просто невыносимым, а к утру стало еще хуже. Памела зашла в мою комнату совсем поздно, чтобы пожелать мне спокойной ночи; уже после того, как мы закончили ужин и обсудили все детали предстоящей покупки к полному удовлетворению Даниэля и мистера Лонквета.
— Как хорошо, что можно поговорить с другой девушкой, — вздохнула она, нерешительно топчась в дверях.
— Да? — Мне стало ее жаль. Она выглядела такой одинокой и беззащитной, нерешительно стоя на пороге.
— С мужчинами тоже хорошо иметь дело, — продолжала она, скрестив на груди руки. — Но они ничего не понимают, ведь правда?
— А женщины понимают? — мягко поинтересовалась я.
— Ну, в любом случае с ними приятно поболтать.
Мне не терпелось залезть в постель, но было не очень вежливо выставлять ее за дверь, когда она явно хотела что-то сказать, хотя пока не решалась.
— Почему бы тебе не присесть? — наконец предложила я.
— Хорошо. — Она неловко присела на стул рядом с туалетным столиком. — Камилла, ты, правда, считаешь, что будешь здесь счастлива?
— Надеюсь на это, — весело сказала я.
— Но ты не уверена в этом, не так ли?
Я была удивлена ее настойчивостью.
— Не очень, — призналась я. — Но думаю, что все будет хорошо.
Она повернулась, чтобы посмотреть мне в лицо, ее глаза были полны искренней тревоги.
— Ведь это не просто — приехать сюда на двадцать четыре часа. Ты подумала об этом? Я хочу сказать, что очень рада, что ты захотела приехать сюда, но ведь это совсем другое, нежели жить здесь постоянно? Я имею в виду, что сейчас здесь Даниэль и моя семья, которая следит за тем, чтобы все проходило гладко, но ведь так не будет всегда!
— Я и не рассчитываю на это!
— Но ты не понимаешь! — она сделала драматичную паузу. — Тебе будет здесь так одиноко. Я знаю!
Мне было совсем неясно, какие мотивы двигали ею. Временами я подозревала самое худшее. Ах так, думала я, ты не очень-то хочешь, чтобы я оказалась здесь, это слишком очевидно, но почему? Может, это из-за того, что меня поцеловал Даниэль и она ревновала? Это было похоже на правду, и я раздумывала над этим, ворочаясь в незнакомой кровати; но позже, когда мы мчались по шоссе назад в Порт-оф-Спейн, я уже не была в этом уверена. Я не могла поверить, что Памела настолько утратила уверенность в себе. Кроме того, я была почти уверена, что она точно знает, почему меня поцеловал Даниэль, и это было более унизительно для меня, чем для нее!
— Тебя здесь не примут! — с этими словами она вышла из комнаты. — Разве ты не видишь этого?
— Нет! — упрямо отрезала я.
Она вздохнула, ее хорошенькое личико было взволнованно.
— Моя мать не одинока в своей неприязни к твоему дяде, — объяснила она. — Подумать только, как она была одинока! А ведь у нее не было твоих проблем!
Я, разумеется, рассмеялась. Это казалось единственным достойным ответом, но я знала, что мой смех был совсем не веселым. Нападение миссис Лонквет на моего дядю оставило неприятный осадок в моей душе. Я уже начала подозревать, что наши отношения с другими производителями сахара в этом районе будут довольно неприятными; и даже сейчас, когда автобус уже проезжал пригороды Порт-оф-Спейна, воспоминание о паническом страхе, охватившем меня, все еще было свежо, и я никак не могла отмести его как не представляющее особого значения. Это действительно имело для меня значение! Я хотела, чтобы меня любили, как и все остальные желают этого! И почему это Лонкветы могут все испортить, упомянув лишь несколько слов злобной сплетни?
— Миссис Лонквет сказала «до свидания»? — ворвался голос Пейшнс в мои мысли.
Я покачала головой:
— Нет. Памела сказала, что она никогда не поднимается раньше полудня.
Пейшнс закудахтала, как раздраженная наседка, ее двойной подбородок заколыхался.
— Это не дело, мисс Милла. Я говорить тебе прямо. Ох, вспомнишь меня, эта женщина что-то задумала! Она с тобой нечестно!
— Что ты имеешь в виду, Пейшнс? — спросила я.
— Это место не приносило ни цента в последние годы. Она сказать это тебе? Со своими манерами и воображением! Я говорить тебе, мисс Милла, как мне сказали мои братья. Это не потому, что любит работать, мисс Памела стала работать на фабрике, нет уж, дудки!
Я прочистила горло.
— Я думаю… — начала я.
— Нет, точно нет! Они нуждаются в каждом центе, вот что я говорить тебе!
— Я думаю, — снова сказала я, — что Памела влюблена в Даниэля.
Пейшнс бросила на меня негодующий взгляд.
— А тут-то что ей надо? — сурово спросила она.
Я почувствовала, что краснею и что мышцы в моем горле одеревенели и стали неуправляемыми.
— Мне кажется, что они влюблены друг в друга, — робко объяснила я.
