— Нет, соседская. Как-то мы заводили кошку, так она гадила по всему дому. Бабка мне и говорит: отнеси. Я за речку ее оттащил, она опять пришла. В воду бросил, она до берега доплыла и прибежала. Тогда я удавку смастерил…
— Из шерстяных ниток? — спросил я.
— Нет, из бельевой веревки. Накинул петлю… ан нет, сперва посадил в мешок, отнесли с соседом в поле, и он махнул по мешку из двустволки. Потом я пнул мешок — не шевелится, ну и ушли. А мешок-то завязанный и весь в дырках от дроби. На другой день гляжу, сидит наша Мурка на крыльце, раненая, но живая. Вот они какие твари живучие. Кошки-то. Тогда, значит, позвал я ее — кис-кис-кис, она, дура, и подошла, тереться давай мне о ноги, а голова у самой в крови засохшей, дробь, значит, задела, — накинул я петлю, душить давай, она хрипит, дергается, минут через десять затихла, потом я еще топором рубанул ей по голове, ну и закопал.
— Больше не возвращалась? — спросил я, понимая, что ничего, кроме отвращения, не чувствую к этому дедушке, плотнику и мастеру на все руки, который сперва мне понравился.
— Нет, сдохла, — сказал он и засмеялся. Зубы у него были черные и редкие.
9
Пришли Эля с бабушкой, толстой женщиной лет шестидесяти пяти, которая, поздоровавшись, стала внимательно меня рассматривать. Наверное, решила, что я — Элин жених и присматривалась, как к будущему родственнику.
— Бабушка, познакомься, — сказала Эля. — Это Роберт. Мой хороший знакомый.
Бабушка смотрела на меня подозрительно, изучающе, улыбаясь, теребя грязный передник, и я увидел, что у нее огромные, словно у мужчины, руки с грубой загорелой кожей. Она смотрела на меня так, словно прикидывала, смогу ли я быть подходящей парой для ее внучки.
— Роберт, — представился я.
— Бабушка, — представилась бабушка. — Вы завтракали? Марш за мной!
По тону я понял, что отказываться бесполезно.
— Роберт, — хмыкнул дедушка. — Немец, что ли?
Я не стал утверждать, что в паспорте, который в восемнадцатилетнем возрасте у меня изъяли в военкомате, перед тем как отправить на войну, записано: «русский».
— Ты уж молчи, мордвин противный! — сказала дедушке бабушка.
Мы вошли в дом, бабушка, Эля и я. Дедушка остался на улице позади дома достругивать свой крест. Бабушка усадила нас за стол, меня — у окна, и на широком пыльном подоконнике валялось несколько потрепанных книг. Названия двух верхних мне удалось прочесть:
«Торговка и поэт» Ивана Шемякина и «По следам дикого зубра» Вячеслава Пальмана. Ни одну из них я не читал. По стеклу над книгами ползали мухи. Я подумал, что когда-то несчастная Мурка гадила не только на пол, но и на эти книги и подоконник.
Бабушка сделала нам салат из свежих помидоров и огурцов, налила каждому по огромной миске борща и сказала:
— Попробуйте только не съесть! Вылью за шиворот.
Эля запротестовала:
— Бабушка, я с утра вообще ничего не ем, а ты мне такую посудину борща навалила. Лучше сделай мне кофе. Есть я не буду, ты же знаешь.
Бабушка налила ей растворимый «Чибо», а мне строго сказала:
— Ешьте, не смотрите на нее. Вы — худой, вам поправляться нужно, а она о фигуре заботится.
— Ничего я не забочусь. Просто с утра нет аппетита. Зато почти каждую ночь просыпаюсь от голода. Иду на кухню, хлопаю холодильником, а мать ругается — спать никому не даю. А я виновата, что ли, что есть захотелось?
— Вот для этого и нужно с утра покушать.
— Утром — не хочу!
— Она капризная, — сказала мне бабушка. — И избалованная.
— Ничего я не избалованная.
— Избалованная, избалованная. С таким характером мужа не скоро себе найдешь.
— Вот еще, — фыркнула Эля. — Я вообще не собираюсь выходить замуж.
Я хлебал борщ, вкусный, разбавленный большой ложкой сметаны, с огромным куском мяса на косточке. Эля пила кофе, а бабушка, обращаясь ко мне, неизменно называла на «вы», будто я важная персона или старше ее лет на двадцать. Потом она оставила нас одних и опять ушла возиться в свой огород.
Доев борщ, я принялся за салат, слушая, как мухи, ползая по стеклу над книгами, громко жужжат.
— Бабушка у меня добрая, — сказала Эля. — Мечтает поскорее выдать меня замуж. А дедушка, хотя с виду хмурый, тоже добрый. Ты разговаривал с ним?
— Разговаривал. Добрейший человек, сразу видно.
— Крест похвалил?
— Похвалил. Сказал, что хороший.
— А что он?
— Ему это понравилось.
— Он любит, когда его хвалят. И сам он хвастун страшный. Как тяпнет самогоночки, тут же начинает себя нахваливать. И когда его кто-нибудь хвалит, тоже любит. Тебе добавить борща или, может, еще салат сделать?
Я отказался, и она налила мне кофе, растворимый «Чибо».
— Ты где-нибудь учишься, Роберт?
— Нет.
— Работаешь?
— Нет.
— Везет. Я учусь в пединституте, и каникулы скоро кончатся — такой облом.
— Точно, облом, — подтвердил я.
— И чем же ты занимаешься?
Может, подумал я, вытряхнуть скелет из своего шкафа и рассказать этой симпатичной девчушке, чем я занимаюсь на самом деле: торчу целыми днями в ванне, наряженный в женское нижнее белье, онанирую и слушаю Джорджа Майкла и Б. Моисеева, которые звучат по кассетнику на третьем или четвертом этаже. Рассказать еще, что моя профессия — дезертир, а призвание — любить.
— Слушай, — сказал я. — Хочу тебе признаться вот в чем. Я люблю одного человека…
— Женщину? — строго спросила Эля.
— Ну, конечно, женщину. Люблю давно, а она меня нет. То есть раньше она тоже меня любила, как мне кажется, а потом разлюбила. Раньше она была со мной нежна, говорила ласковые слова, мы были близки, как муж и жена, любили друг друга, а потом она разлюбила меня. Даже видеть меня не хочет. Я не нужен ей, а я жить без нее не могу. Только и думаю, что о ней. Что мне делать, скажи?
— Она нашла другого?
— Да. Красивого и богатого.
— Тогда лучше всего забыть ее, раз она предала тебя. Нет ничего проще. Не думай о ней, и все.
— Не могу не думать. Она не выходит у меня из головы, каждую ночь снится, а когда я просыпаюсь, тоже думаю о ней.
— Если бы она вернулась, ты бы простил ее? Она ведь бросила тебя.
— Я простил бы ей все, лишь бы она была рядом со мной.
— Тяжелый случай, — озабоченным тоном произнесла Эля, и было видно, что она горит желанием хоть как-то облегчить мои любовные страдания. — Но придумать что-нибудь можно, не убивайся. Во-первых, тебе нужно развлечься. К нам приехал «Луна-парк», по-моему, из Польши, там всякие горки, аттракционы. «Замок ужасов», и мы сейчас гуда отправимся.
