Как Холленду удалось раздобыть саженец, остается загадкой. Мир эвкалиптов при необходимости защищает себя с яростной жестокостью: слухи о невежестве и предательстве распространяются стремительнее лесного пожара — и загасить их так же непросто. Специалисты-эвкалиптологи — посвященные, с позволения сказать! — так до конца и не поняли, что такое этот Холленд и с чем его едят. Явно не один из них. Однако трудно было не уважать его упорство.
А уж как ему удалось вырастить маунтимлейский малли в своем имении, так далеко от моря — тут и вовсе диву даешься.
Из башни Эллен наблюдала, как вдалеке две крохотные фигурки с трудом тащатся по пастбищу, словно борясь со встречным ветром, и то и дело исчезают за посаженными через равные промежутки деревьями. Двое мужчин шли прямиком, не сворачивая, к обнажению кварцита в южном конце участка, где укоренился редчайший из эвкалиптов; Эллен это знала, недаром же отец всячески подмигивал да кивал ей за завтраком! Но именно благодаря своей раритетности дерево выглядело настолько своеобразно, что с идентификацией никаких проблем, скорее всего, не возникнет — во всяком случае, для эксперта уровня мистера Грота.
Мужчины скрылись из виду; девушка понурила голову. В любом случае, смотреть дальше она не могла. Каждое новое дерево, к которому направлял свои стопы мистер Грот, было очередным шагом к ней, к Эллен. А отец ее в этом смысле выступал кем-то вроде швейцара. Выгонял ее прочь.
В башне было тепло. Эллен сосредоточила внимание на пальчиках ног и, внимательно разглядывая колено, вспоминала прочих претендентов на ее руку — их голоса, их исполненные надежды лица. С час или более девушка неотрывно глядела на коленку. С тех пор, как она натолкнулась на спящего незнакомца, минуло несколько дней. Теперь Эллен думала не о его волосах, но о его изрядно озадачивающей манере держаться. Внезапность происходящего просто-таки раздражала, царапала девушка в своем дневнике.
Когда же она вновь подняла взгляд и посмотрела в дальний конец усеянного деревьями пастбища — в направлении, противоположном тому, куда ушли мистер Грот с отцом, — на фоне густых зарослей она углядела смутно различимую одинокую фигурку. Фигурка не стояла на месте, но двигалась.
Подобное зрелище в имении было редкостью. А ведь похоже, что это он — тот самый, среднего телосложения незнакомец, обнаруженный спящим на земле!.. Эллен торопливо сбежала по узким ступенькам, вынырнула в яркий солнечный свет и решительно зашагала к нужному месту.
Ни души, одни только эвкалипты, куда ни глянь; взвинченной, беспокойной девушке они казались одинаковыми, как две капли воды. В глазах Эллен в точности такова была сама ее жизнь. Благодаря отцовским заботам жизнь эта оборачивалась безыскусным, ни к чему не обязывающим благоденствием (что воплощают в себе деревья) — с неразгаданной тайной в центре.
Что до зеленой блузки — ее Эллен надевала, как правило, лишь по торжественным случаям, — блузка придавала ее крапчатой красоте некоторый оттенок досадливого нетерпения.
18
FOECUNDA[39]
После многих приключений, пройдя множество дорог, миновав множество городов, сел и лесов, в самом начале лета усталый путник добрался наконец до имения Холленда. Он был бдителен и увертлив — такого к стенке не припрешь — и много к чему равнодушен. Болезнь приучила путника к задумчивости. В противном случае его, чего доброго, сочли бы легкомысленным ветропрахом.
Эллен вступила под сень дерев и прошлась между темными стволами вдоль реки, в пределах видимости дороги.
Ощущение было такое, словно дрейфуешь себе по течению, вроде как на рыбалке.
На краткое мгновение девушка задержалась у недвижной заводи под мостом — и тут раздался негромкий свист. Вместо того чтобы враждебно проигнорировать вольность, как в городе, девушка обернулась.
— О, да ты еще здесь… А я думала, ты давно покинул здешние края.
— Здешние края, — эхом повторил незнакомец. Стоял он более-менее лицом к девушке. — К слову сказать, чего ты поделываешь-то?
— За отцом приглядываю.
— А за ним надо приглядывать?
— Может, и нет.
— Наверное, порою так вот сразу и не поймешь. — Незнакомец скрестил руки на груди, но не то чтобы грубо.
«Он — мой отец, — хотелось сказать ей. — А ты его вообще не знаешь».
— Как насчет яблочка?
Искушению разделить трапезу, равно как и искушению гладкой, сферической объемности, наглядно демонстрирующей изъятое количество, противиться невозможно. Эллен потянулась к яблоку; при этом рукав ее скользнул назад, оголяя предплечье.
— Вчера из дома я видела кого-то очень на тебя похожего.
Но тот уже по-мужски куснул яблоко и потому только кивнул. Челюсти его работали вовсю: ни дать ни взять конь, подумала про себя Эллен. Как бы то ни было, они шли себе сквозь строй разнообразных деревьев в дальний конец длинного загона.
— А сколько здесь всего эвкалиптов, как ты думаешь?
— Сдается мне, даже отец уже со счета сбился. Вообще-то он их все в книжицу записал.
— Их тут, небось, сотни и сотни.
Они вышли к купе неопределенного вида кустов, что в естественных условиях растут на песчаной полосе в южной части австралийского континента.
— Где-то здесь. — Эллен развернулась лицом к дому. — Я подумала, это был ты… вот здесь где-то.
— Из всех эвкалиптов малли меня вот нисколечко не трогают. Они словно бы никак не могут решиться, какое направление выбрать.
Незнакомец хитро, заговорщицки подмигнул, чего на данной стадии Эллен принять ну никак не могла.
— А тебя малли разве не оставляют равнодушной? Ты разве не предпочтешь добрый старый крепкий эвкалипт, ну, вроде как на календарях рисуют? — с надеждой осведомился он.
— Меня они вообще не интересуют — никакие! Менее интересной темы девушка и представить себе не могла. Единственными гостями в усадьбе бывали мужчины, желающие угодить ее отцу, и все они щеголяли своими дурацкими пространными познаниями о деревьях. Само слово «эвкалипт» — многие поручились бы, что слова красивее в целом мире нет! — для Эллен стало словом невыносимым, более того — источником неприятностей. Любой, кто вступал в мир эвкалиптов, возвращался как бы умалившись, с ограниченным кругозором — так считала она. А теперь вот и незнакомец, что стоял рядом с нею, теребя листок, — наверняка и он такой же. И хотя видового названия он вообще-то не назвал — к слову сказать, то был узколиственный малли (он же эвкалипт плодоносный, Е.foecunda), — молодой человек явно его знал, ибо он скользнул по кусту взглядом и откашлялся.
Жил-был один итальянец (сообщил незнакомец), торговал в Карлтоне фруктами.
Этот человек (продолжал рассказчик) первым в Мельбурне назвал себя ФРУТОЛОГОМ — а ты не задумывалась, откуда вообще взялось это слово? — более того, заказал соответствующую вывеску зелеными буквами. Фрукты его были — первый сорт. Жил он прямо над лавкой. Родители у него умерли. А еще он был горбун. Не то чтобы совсем калека, но достаточно, чтобы губы его малость скривились на сторону. Все в нем души не чаяли. С женщинами он был — сама внимательность. Они же, в свою очередь, не позволяли слова дурного сказать ни о нем, ни о его фруктах, хотя при любом намеке на брак качали головами и разражались смехом.
