Я постарался выполнить указания Агнес буквально: мое путешествие сначала привело меня в Мюнхен, затем, оставив коляску на попечение Люка, моего французского слуги, я взял лошадь и вернулся, чтобы укрыться в деревне, расположенной примерно в четырех милях от замка Линденберг. Уже не помню, какую историю я рассказал хозяину трактира, где я остановился: он был, к счастью, наивен и не слишком любопытен и поверил на слово всем моим выдумкам. Я жил здесь с Теодором. Мы оба были переодеты, и никому не приходило в голову, что мы могли быть не теми, за кого себя выдаем.
К моему сожалению, две недели тянулись очень медленно. Уверенные в успехе своих новых ролей, к которым мы уже привыкли, однажды после полудня мы шли по главной улице деревни и вдруг наткнулись на двух женщин: одной из которых — юной и восхитительно красивой — была Агнес, зато другая была страшной, хромой и довольно неопределенного возраста. Я почувствовал, что бледнею, мои ноги в тот же миг отказались мне служить. Я уже приготовился наплести мадам Кунегунде невесть какую ребяческую историю, чтобы объяснить наше присутствие здесь, но увидел, что они спокойно продолжают свой путь, приняв нас за незнакомцев. Только румянец на щеках Агнес показал мне, что наше переодевание не является тайной по крайней мере для нее.
Следующие дни прошли в лихорадочном ожидании, но полные восторга. Наконец долгожданная ночь наступила. Она была удивительно величественной и прекрасной, свет луны был необыкновенно ярок. Едва отзвонило одиннадцать часов, как мы с Теодором поспешили к указанному месту. Деревня была погружена в глубокий сон. Еще издалека мы увидели Западную Башню среди таинственных отсветов, которые придавали теням необычную глубину.
Стену, опоясывающую замок, мы благополучно преодолели с помощью лестницы, которую Теодор захватил с собой, и спустя несколько секунд уже были в павильоне. Внутри, как и снаружи, стояла полная тишина; удары часов отдавались с удивительной четкостью. Я услышал, как пробило полночь на башенных часах замка, и с этого момента все деревенские звуки вдруг ожили и зазвучали во всем своем разнообразии. Таким образом прошла четверть часа, я прислушивался к малейшему трепетанию травы, к легчайшему дуновению ветра.
Наконец в павильоне послышался звук легких шагов, и мгновение спустя Агнес была в моих объятиях.
Мы не стали терять времени на ласки, и, как только я ее усадил, она мне сказала:
— Дорогой Альфонсо, время дорого, мадам Кунегунда не дает мне ни минуты покоя. В замке получено распоряжение о моем отъезде, и через неделю их приговор будет приведен в исполнение. Нет никакой надежды, что мои родители уступят. Фанатизм, еще более усиленный настойчивым давлением моей тети, заставляет их идти до конца в своей жестокости. В такой ситуации я решила полностью довериться вам. Сегодня 30 апреля. Через пять дней, в соответствии со своим расписанием, знаменитая МОНАШКА должна появиться. У меня есть костюм, очень похожий на тот, в котором ходит она. Держите неподалеку коляску, подготовленную для долгого путешествия, и ждите меня около двери во внешней стене замка. Как только башенные часы прозвонят час, я выйду из своей комнаты в одеянии призрака, и я не думаю, что среди обитателей замка, если я их встречу, найдется кто-нибудь, кто осмелится помешать моему бегству. Я рассчитываю на вас, Альфонсо, и надеюсь, вы не воспользуетесь моим доверием. Если вы предадите меня, я даже не смогу найти друга, который бы отплатил вам за это оскорбление, и я молю Бога, чтобы никогда не наступил день, в который мне пришлось бы горько пожалеть обо всем этом.
Говоря это, она прижалась ко мне и опустила голову мне на плечо. Я наклонился к ней, она смотрела на меня широко открытыми глазами, как загипнотизированная, и выражение ее лица переворачивало мне душу. Я читал на нем беспомощность и страх, безграничную любовь и безнадежное доверие. Я сжал ее в своих объятиях. Я торжественно уверял ее в чистоте своих намерений по отношению к ней; я клялся, что пока Церковь не освятит наш союз, она не найдет рядом с собой более преданного и более почтительного раба, чем я. Я долго продолжал говорить в том же духе, когда снаружи раздался тревожный шум. Внезапно дверь открылась, и на пороге появилась женщина, которую мы слишком хорошо знали. Мадам Кунегунда смотрела на нас с самой мерзкой ухмылкой, и по ее виду мы поняли, что она все слышала.
Как она сумела выследить нас, добраться до павильона и подслушать наш разговор, мы не стали выяснять. Но следовало действовать быстро, поскольку от этого зависел весь план нашего бегства, и мы понимали, что нам не приходится рассчитывать даже на самую малую толику жалости.
— Святая Барбара! — воскликнула она, скрежеща зубами от ярости, тогда как Агнес отскочила, громко вскрикнув. — Вот так хорошенькая история. Нет, правда! Вы хотите стать призраком! Берегитесь, как бы не стать им на самом деле. Что касается вас, дон Альфонсо, вам должно быть стыдно злоупотреблять простодушием невинной девушки. Но слава Богу, я успела вовремя, и благородная госпожа будет уведомлена о вашей затее. А теперь, сеньор призрак, извольте немедленно следовать за мной.
Она направилась к Агнес, трепет которой ясно показал все бедствия, которые ее теперь ожидают. Схватив девушку за руку, гувернантка с силой потянула ее к двери. Агнес пошла было за ней, но я, в свою очередь, бросился к мадам Кунегунде и попытался умерить ее жестокость своими мольбами, лестью, угрозами, но ничего не помогало. Она уже была около двери и уже подтолкнула к ней свою потрясенную питомицу, когда, подмигнув Теодору, я кинулся на нее и сильно оттолкнул назад. Я больше не колебался. С помощью Теодора я связал ее и уложил на софу так быстро, как только позволило ее сопротивление. Поскольку ее крики все-таки могли быть услышаны в замке, несмотря на большое расстояние, я взял вуаль Агнес и энергично заткнул дуэнье рот. Таким образом, мы смогли перевести дух. Затем я повернулся к Агнес и велел ей как можно скорее вернуться к себе в комнату. Чтобы успокоить ее по поводу предстоящей судьбы мадам Кунегунды, я обещал, что ей не будет причинено никакого вреда от этого внезапного ареста. Наконец я обнял Агнес и напомнил, что буду ждать ее пятого мая поблизости от двери замка, и наконец после новых излияний мы расстались.
Теперь нам надо было заняться старухой. Хорошенько упаковав и связав ее, мы с Теодором погрузили ее на лошадь, и я поскакал с ней в сторону от замка Линденберг.
Мы вихрем влетели в деревню. Едва прибыв, я притаился в нише, тогда как Теодор начал стучать в дверь трактира.
Держа в руке лампу, на пороге появился хозяин. Теодор, сделав вид, что очень торопится, взял ее у него из руки, затем самым естественным неловким жестом уронил на землю, где она и погасла. Пока трактирщик возвращался к себе, чтобы ее снова зажечь, оставив дверь трактира открытой, я проскользнул по лестнице так быстро, как только мне позволяла моя ноша, и прошел в комнату незамеченным. Кунегунда бесновалась и извивалась, как угорь. Я кинул ее в маленькую комнатку, что-то вроде кабинетика, дверь которой выходила в угол моей спальни, и закрыл ее там на ключ. Через минуту трактирщик и Теодор вошли с лампами. Трактирщик удивился моему позднему возвращению, но не стал задавать никаких нескромных вопросов и тут же вышел, оставив меня тихо радоваться успеху моего маневра. Ярость Кунегунды не утихала, и за исключением времени для еды я не рисковал предоставлять ей хоть малость свободы, а в эти моменты я находился рядом с ней с обнаженной шпагой, поклявшись, что при первом же крике или попытке бегства я проткну ее насквозь. Остальное время она проводила в глубине шкафа, где Теодор, которого это безумно забавляло, время от времени принимался искать ее. Выслушав ее жалобы на тесноту и ее сарказмы, он давал ей водки, до которой она оказалась большой охотницей. Впоследствии это питье оказало удивительное воздействие: Кунегунда приобрела привычку напиваться хотя бы один раз в день, чтобы убить время, и, отяжелев от подкрепляющего питья, наша дуэнья проявляла свое присутствие только вздохами удовлетворенного организма.
