Прошел всего один год, поразилась она.
После того как гости вместе с Каином покинули их, наступила тишина вокруг троих оставшихся на горе. Адам все еще пребывал в состоянии торжественности с того момента, как пошел дождь.
«Возможно, он никогда не будет прежним», – подумала Ева однажды вечером, когда увидела, как он с достоинством и величием шел в яблоневую рощу на молитву.
Глава двадцать четвертая
Но все шло своим чередом. В тот день, когда они добрались до горной ложбины, Адам оставил свою торжественность, отдавшись простой земной радости при виде открывшихся просторов, мирно текущей реки, деревьев вдали. Он смеялся.
Потом они устроили мягкую постель для спящего ребенка в расщелине, а сами направились к водопаду. Под сверкающими водяными струями вернулась к ним и песня:
«Я хочу, хочешь ты?»
Они лежали рядом в ощущении мягкой нежности и счастья, его фаллос то и дело входил в нее, то и дело появлялся Свет и забирал их обоих.
Наконец-то, хотя и очень усталые, они просто тихо радовались и улыбались друг другу.
– Если на этот раз будет ребенок, я хочу, чтобы это была девочка, – сказала она, а он кивнул и вновь засмеялся: да, девочка, похожая на нее, Еву, сильную и необыкновенную.
Проснулся Сиф, криком зовя мать и требуя еды. Натянув влажными руками одежду, она схватила ребенка, приложила к груди. Так и сидела, глядя на реку, в сторону рощи на востоке, а мужчина разводил огонь и готовил им ночлег.
«Многое потеряла я за этот год, прошедший после моего паломничества», – думала женщина, знавшая, что ощущение близости и доверия между нею и мужем продлится недолго. За время, что им суждено провести вместе, нечасты будут минуты, подобные сегодняшним.
«Но многое я и приобрела, – думала она. – Мальчика у груди, Каина, который скоро обретет жену».
И все же лучшим в прошедшем году было другое: она очень многое пережила и поняла. Она вспомнила уроки, извлеченные из паломничества, как будто заново почувствовала все добрые и злые моменты. Ну а страшные предчувствия? Беспокойство? Нет, чаще всего ей удавалось справиться с ними.
«Во мне выросло доверие, – думала она. – Давно я не сидела вот так, спокойно размышляя об успехах и неудачах». И она рассмеялась прямо в синие сумерки.
Муж с удивлением посмотрел на нее:
– Ты смеешься?
– Да, я чувствую себя такой радостной в союзе с землей, с рекой там, внизу, с ощущением полноты текущей минуты – именно этого СЕЙЧАС.
Мужчина покачал головой, он не понимал: его пугало слово СЕЙЧАС.
– В союзе с внешними силами, – пояснила она, – со всеми силами вокруг нас и в нас самих.
– Есть лишь одна высшая сила, Бог, – возразил мужчина, и она почувствовала холод, зная, что сейчас он опять натянет на себя одежду торжественности.
– Конечно, – сказала она и снова рассмеялась. – Это можно назвать и так.
И подумала: «Это же правда. Бог лишь слово, символ, ограничение явления. Силы земли и неба находятся за пределами нашего словотворчества».
Ярко-красный сполох у ее ног – это цикламены, цикламены позднего лета, наслаждающиеся влагой вблизи водопада. Она вспомнила первые цветы, увиденные ею давным-давно. Никогда больше с тех пор до нынешней минуты она не чувствовала такого единения с миром цветов. Она все еще могла испытывать чудо встречи с новым растением, наклонялась над ним, нежно касалась обеими руками, наблюдала, спрашивала. Потом появлялось его имя, повторяясь каждый раз при новой встрече.
«Со словами мы теряем чувство исконности, – подумала она. – Они увеличивают надежность, это правда. Лишь то, что получает имя, становится настоящим для нас. Настоящим и ограниченным».
Много дней она размышляла над своим открытием у яблоневого дерева, когда просила Гавриила помочь ее мужу вызвать дождь. В тот раз Свет возник в ней самой.
Дождь пошел, потому что она верила, думала она. Так же, как и Свет, исходящий из глаз грудного ребенка, происходил от доверия мальчика, лежавшего у ее груди, от его Уверенности, что она даст ему еду и защиту.
«А когда он научится словам, он начнет ставить все под сомнение, – думала она. – Быть может, мы теряем со словами доверие? То доверие, которым владеет народ лиственных лесов».
«Мама, – вдруг подумала она. – Может быть, ты искала смысл не там? Может быть ты и шаман должны были пойти в рай не для того, чтобы дать слова людям Света, а наоборот, чтобы принести оттуда Свет? – Она рассмеялась. – И вы потерпели неудачу, мама, Свет находится сейчас в этом мире, я ношу его в себе – Сиф, Каин.
А Адам? Мама, зачем ты связалась с шаманом? Он так много разрушил».
Ева кормила ребенка, поглядывая на мужа, который только что развел огонь и следил за ним. Ее взгляд был полон нежности, она знала: в нем тоже есть Свет. «Я ограничиваюсь тем, что постоянно осуждаю его беспокойство и его грех. А тем временем его внутренний мир остается сокрытым от меня. Я отрицаю его, а поэтому он отрицает самого себя.
Он все еще мальчик с шуткой в карих глазах, я знаю это, когда он доволен и когда лежит со мной.
Я должна попытаться с помощью своего внутреннего Света вглядеться поглубже в него».
Над миром стояла мягкая и теплая ночь. Ребенок спал, икая во сне. Мужчина принес еду подогретую на огне. Ели молча, охваченные каждый своими мыслями. И вдруг он сказал:
– Здесь я ударил тебя.
– Ты полагал, что виноват перед шаманом.
– Полагал, – злобно ответил он. – Зачем ты отрицаешь вину, женщина? Ведь она существует и мучает нас день за днем.
В отблеске огня Ева долго смотрела на него, размышляя над словами Гавриила: «Прежде чем вы поймете, что вы безгрешны, вы причините много зла друг другу».
Потом они забылись тяжелым сном, положив ребенка между собой.
Глава двадцать пятая
Она просыпалась медленно, еще до пробуждения ребенка – при первом слабом свете. Долго лежала, позволяя песне водопада наполнить себя уверенностью. Думала: «Я не смогу помочь мужу освободиться от чувства греха, он сам должен найти свой выход из него. А не сделает этого, все равно мне придется жить с ним. Понять это трудно и трудно принять, но моя радость принадлежит мне одной независимо от глубины чувств кого-либо другого».
День обещал быть жарким, еще до того как солнце осветит южный склон, им предстояло взобраться на гору и там ступить на звериную тропу, ведущую к скотоводам.
Она приготовила завтрак, разбудила мужа, зарылась є головой в одеяльце ребенка, поиграла с малышом, испытывая невыразимое блаженство. Мальчик улыбался, тянул к ней ручки. Он был мокрым; она вытащила его из сырых пеленок, поднесла к водопаду, смеясь, поставила под веселые брызги, держа под мышками…
