— Я хочу увидеть твои глаза. Покажи!
— Не могу. У тебя будет истерика.
— Мы сегодня такого навидались, что у меня уже и так истерика.
— Нельзя, закон запрещает. А кругом полиция. Ко мне постоянно цепляются, потому что я — стопроцентно лунный. Если покажусь тебе без очков, меня арестуют.
— Я хочу увидеть этот цвет!
— Найди кого-нибудь другого!
— А я хочу видеть именно твои глаза!
— Не выйдет.
— Разве ты не хочешь посмотреть на меня без очков?
Они заблудились. Иеронимус плохо представлял, где ее гостиница. Где-то поблизости, среди сотен других таких же. Один раз свернул не в ту сторону — и начинаешь ходить кругами. Повсюду мельтешат туристы, и не только с Земли; из других районов Луны сюда тоже приезжают ради казино, баров, ресторанов и ночных клубов, проституток и наркотиков. Зона первого ЛЭМа — всего лишь название. Никого не интересует историческое значение этого места. Сейчас здесь практически неподвластная закону территория взрослых игр, куда стекаются неудачники, чтобы воплотить в жизнь свои убогие мечты.
Очередной переулок вывел на ярко освещенное пространство. Девочка с Земли заглянула в открытую дверь. В темном коридоре человек с резиновой змеей в зубах гонялся на четвереньках за белой мышью, размахивая молотком. Заметив краем глаза девочку, он рявкнул:
— В чем дело? Никогда чейн-карессера не видела?
Девочка шарахнулась, и они с Иеронимусом выскочили из переулка, окунувшись в целое море голубых огней. Парк аттракционов: колесо обозрения, карусели, горки… Озеро с лодочками в форме механических собачек.
— Как тебя зовут?
— Ты не поверишь.
— Неправда! Я тебе во всем верю.
— Меня зовут Окна Падают На Воробьев.
— Что-что? У тебя вместо имени какое-то идиотское предложение?
— Ну да. Окна Падают На Воробьев.
— Это одно только имя или имя и фамилия вместе?
— Только имя. А тебя как зовут? Мы уже целый час гуляем, о чем только я тебя не расспрашивала, а имя узнать не догадалась.
— Иеронимус.
— Тоже необычное! Я раньше никогда такого не слышала.
— Меня папа так назвал. Не знаю, откуда он это имя выкопал.
— А маме оно нравится?
— Понятия не имею.
Надеясь избавиться от ужасных впечатлений этого вечера, двое подростков отправились в парк аттракционов — царство праздничных фонариков и гигантских механических насекомых. Сразу у входа им попалась круглая огороженная площадка метров пятидесяти в диаметре. На площадке яростно бились два громадных лося. Лунные лоси очень похожи на своих земных сородичей, только мех у них неестественного голубовато-белого цвета. И размерами они крупнее, и намного агрессивнее. Их предков завезли на Луну около тысячи лет назад, и они расплодились во множестве, особенно на обратной стороне. Еще одно отличие от земных — лунные лоси всеядны, а иногда, если пищи не хватает, могут стать и людоедами.
Окна Падают На Воробьев подбежала к ограждению. Вокруг толпились азартно вопящие зрители, многие сжимали в руках деньги. Рослые, неотесанные мужики и тетки с мясистыми лицами жадно смотрели, как два огромных зверя молотят друг друга великолепными ветвистыми рогами. Животные выглядели пугающе, словно какие-то доисторические существа. Окна Падают На Воробьев никогда еще не видела такого скопища грубости и невежества. Зрители выкрикивали непонятные жаргонные выражения, все лица казались тупыми или безобразными. Девочка с Земли испуганно жалась к Иеронимусу. Лоси кружили по площадке, выжидая удобного момента, потом бросались друг на друга и с треском сталкивались рогами, норовя попасть в бок. Победные вопли и свист в толпе оглушали. Рядом какой-то дядька размахивал целой пачкой лунных долларов. От него воняло. Он был грязен и одет чудовищно безвкусно: блестящие синие тренировочные штаны и фланелевая рубашка. Он был пьян и угрожающе косился на девочку налитыми кровью глазами. Позади него тощая женщина с реденькими седыми волосами и морщинистым лицом отхлебнула из плоской бутылки, потом швырнула ее на ринг и вдруг лизнула ржавый железный столбик ограды.
Иеронимус видел на лице земной девочки страх и отвращение. Ему и самому здесь не нравилось, но все-таки было почти привычно. Зрелище не слишком отличалось от обычного учебного дня в коррекционном классе.
— Если снять очки, что изменится? Например, ты увидишь вместо зеленого какой-нибудь другой цвет? Все, что было белым, станет твоего особенного цвета? А вместо черного что?
— Никакие цвета не изменятся. Четвертый основной цвет совсем прозрачный. Это как тень, постепенно угасающий след от движущихся предметов. Любое движение оставляет такой след. И такая же тень возникает за несколько мгновений до начала движения. Проявляется постепенно, а потом опять угасает.
— Чушь какая-то! Или ты псих, или врешь.
— Довольно тяжело смотреть на мир без очков, особенно когда рядом много людей и все движутся в разных направлениях. Голова идет кругом.
— Ничего не понимаю!
— Конечно. Ты и не можешь понять.
— Если ты на меня посмотришь, увидишь этот самый след? И будешь знать, откуда я пришла?
— Точно. Если след будет яркий и долго не угаснет, я смогу определить твой путь на довольно далекое расстояние. Беда в том, что следы пересекаются и путаются. А кроме людей есть еще машины, животные, падающие предметы, они все тоже оставляют след.
— А еще ты увидишь, куда я пойду?
— Верно.
— Если я сейчас повернусь и пойду от тебя, ты сможешь узнать, в какую сторону я направлюсь?
— Да.
— Значит, ты можешь предвидеть будущее?
— Вроде того. Я могу узнать, в какую сторону ты двинешься, еще раньше, чем ты сама это решишь. Могу определить, куда переместится любой объект в моем поле зрения.
— Похоже на вранье, как выдумки экстрасенсов.
— Я не экстрасенс. Я не умею читать мысли. Просто без очков я могу определить, куда ты пойдешь. Все научно доказано, а для меня так и просто очевидно, потому что четвертый основной цвет ничем не хуже красного, желтого и синего.
— А как ты все-таки видишь движение раньше, чем оно произошло?
— Потому что я вижу четвертый основной цвет, а он существует не в том временном потоке, что остальные три.
— Временной поток?
— Мы воспринимаем время как нечто линейное, движущееся в одном направлении. Мы, люди, стареем, а не молодеем. Для нас цвет — это часть линейного мира. Все оттенки блекнут со временем, если их не обновлять. Наш глаз воспринимает определенные цвета, этого нам хватает для жизни. А если задуматься об ограниченности наших механизмов взаимодействия с окружающим миром, станет понятно, что мы слепые, как черви. Мы высокомерно считаем, что наше восприятие реальности — единственно возможное. Раз мы видим всего три основных цвета — значит, больше и быть не может. Раз мы растем, стареем и в конце концов умираем — значит, время движется только в одном раз и навсегда заданном направлении. Мы самодовольны, как червяк-паразит, который живет в кишечнике лося; для этого червя нет иной реальности, кроме жизни в чьем-то темном брюхе среди себе подобных. Червяк довольствуется тем, что дает ему непосредственное восприятие, и даже не подозревает, что на самом деле весь его мир заключен внутри здоровенного зверя, который дерется с другим зверем, а вокруг разные пьяницы делают ставки — кто из двух зверей победит в этой бессмысленной драке.
