«Бывший помощник БНЕ Г. Сатаров пишет: „Он на самом деле не очень решительный человек. Это более всего заметно в спокойных ситуациях, которые он часто запускает до таких тяжелых форм, когда нельзя отступать, когда нельзя быть нерешительным“.
Характеристика БНЕ как человека нерешительного выглядит, на первый взгляд, некорректной. Но она подтверждается анализом практической деятельности БНЕ — методом, к которому он часто прибегает при решении трудных проблем. И чем проблема трудней, тем очевидней эта методика.
Дж. Леопарди заметил: „Нерешительные люди бывают особенно упорны в выполнении своих намерений“. Это в полной мере относится к объекту исследования. БНЕ словно бы нарочно пренебрегает возможностью снять остроту проблемы в ранней стадии, доводит ситуацию до высшей точки напряжения и начинает действовать, когда его команда (пользуясь волейбольной терминологией, любимой в юности игры БНЕ) проигрывает со счетом 0:14.
БНЕ нужен кризис. Кризис для него — самый мощный и, как порой кажется, единственный стимулятор. Только в ситуации острого кризиса жизнь для БНЕ обретает смысл и словно бы откуда-то извне, а на самом деле из глубинных резервов психики, извлекаются колоссальная энергия и воля…»
Острейший кризис для Ельцина был перед выборами 1996 года. Не менее острым кризис был и сейчас. Победа на президентских выборах Примакова, не говоря о Зюганове, означала бесславный конец правления Ельцина. Его вываляют в грязи с головы до пят. А он был не из тех, кто мирится с поражением.
Никто, конечно, не мог предсказать, по какому сценарию будут развиваться события, но в ту ночь, перечитывая старую статью, Лозовский понял, что Броверман прав: они не знают, на кого замахнулись.
Отсюда родилось и решение.
В любом деле, связанном с финансами, генеральный директор — ключевая фигура независимо от того, является он совладельцем компании или наемным менеджером. Лозовский не обольщался заверениями Савика в дружбе и преданности. Был только один надежный способ держать Бровермана в руках: вернуть себе блокирующий пакет «Курьера».
Для Лозовского это были очень большие деньги — почти сто пятьдесят тысяч долларов. И существовало мало шансов, что их хоть когда-нибудь удастся отбить. Но Лозовский колебался не очень долго. Утром он поехал в банк и выкупил свои акции «Российского курьера», предложив в обеспечение кредита четыре процента акций «Из рук в руки», реальная стоимость которых превышала сумму кредита. В банке удивились, но договор охотно переоформили. Из банка Лозовский приехал в редакцию. Там уже обо всем знали. В загоне отдела расследований собрались ведущие журналисты «Курьера». Настроение у всех было вполне похоронное, но почему-то особенно удрученным выглядел Тюрин.
И, увидев его добродушное лицо, лицо большого обиженного ребенка, Лозовский вдруг обрадовался тому, что пересилил сомнения, и ощутил прилив веселой злости, которая всегда помогала ему идти до конца.
— Что будем делать, шеф? — задала Регина Смирнова волнующий всех вопрос.
Лозовский сонно оглядел обращенные к нему хмурые лица и ответил даже будто бы удивленно:
— А что мы будем делать? Работать.
— Как? — требовательно спросила Регина.
— Так, как работали всегда. «Курьер» делаем мы. Он будет таким, каким его будем делать мы.
Давая согласие занять должность главного редактора, Попов был готов к открытому столкновению со старой командой, вместо этого сразу увяз в позиционной борьбе. Кардинально обновить редакцию он не смог, потому что заявления об уходе не подал никто. Попытка привлечь нештатников, готовых за хорошие бабки делать любую заказуху, натолкнулась на сопротивление Бровермана, которому Лозовский запретил отдавать на сторону баксы из рептильного фонда. Получив за статью триста рублей вместо обещанных Поповым трехсот долларов, нештатники, грязно матерясь, исчезали.
Попов потребовал уволить Бровермана, но было поздно: выкупив блокирующий пакет «Курьера», Лозовский задробил увольнение Бровермана. По уставу для увольнения и назначения генерального директора, как и для увольнения и назначения главного редактора, требовалось квалифицированное большинство. В итоге Попов оказался вынужден работать со старой командой.
Редакторы отделов внимательно выслушивали его указания, но в секретариат сдавали те материалы, которые считали нужными. А поскольку номера не могут выходить с пустыми полосами, Попову приходилось подписывать их в печать. Из затеи открывать «Курьер» колонкой главного редактора, в которой каждому номеру задавалось бы нужное московским властям звучание, ничего не вышло. Попов уже очень давно ничего не писал, кроме служебных бумаг, его первое публицистическое сочинение оказалось настолько убогим, что он без спора внял деликатному совету ответственного секретаря бросить это дело и не подставляться.
И тогда Попов решил сам редактировать наиболее важные публикации.
Начал он с аналитического обзора Регины Смирновой. Это было его ошибкой. Обнаружив в своем материале правку и вставки Попова, Регина ворвалась в кабинет главного редактора во время планерки и орала на Попова так, что сбежалась вся редакция, которая была в полном составе, так как в тот день выдавали зарплату. Смысл ее слов сводился к тому, что Попов может лизать жопу кому угодно и сколько угодно, но только своим собственным языком, а она не позволит разным бесстыжим политическим проституткам лезть в ее материалы. Попытки Попова призвать Регину к порядку были такими же тщетными, как тушение вулкана песком из детского совочка. Выкричавшись, Регина убежала в загон реветь от злости и писать заявление об уходе, а Попов прервал планерку и продиктовал секретарше приказ об увольнении Смирновой.
Лозовскому понадобилось проявить немало изворотливости, чтобы уладить конфликт, который грозил разрушить неустойчивое равновесие сил. Перед Региной он извинился от имени Попова, а перед Поповым от имени Регины.
Регина извинения приняла, но пообещала, что если Попов тронет в ее материалах хоть одну запятую, она ему и не то устроит. Попов, который до этого никогда в жизни не слышал о себе такого и столько, идти на примирение категорически отказался. Лозовский не стал настаивать. В этот день Попов получил по ведомости положенные ему двадцать тысяч рублей, а конверта с двумя тысячами долларов из рептильного фонда от Бровермана не получил.
Приказ об увольнении Смирновой так и не появился на доске объявлений.
Между тем мощные финансовые вливания, сделанные московскими властями в «Российский курьер», никаких политических дивидендов не приносили. Мэр Лужков вызвал Попова, хмуро выслушал его оправдания и приказал заменить его человеком, способным быстро выправить положение.
Приказ мэра не был выполнен: Лозовский блокировал увольнение Попова. Сложилась патовая ситуация: и у московских властей с контрольным пакетом акций «Курьера», и у Лозовского с его двадцатью пятью процентами плюс одна акция руки оказались связанными, как у боксеров в клинче.
