больше не оглядывайся…
Я мог бы спросить, как у тебя дела, оставить обратный адрес, но все это больше не имеет никакого значения. Я просто надеюсь, что у тебя все хорошо.
Sid».
Первой мыслью было вскочить и бежать в ближайшее почтовое отделение, чтобы определить по штемпелю место отправки. Я верчу в руках письмо, выпавшее из параллельного мира, но помимо обратного адреса на нем отсутствуют и почтовые отметки.
И тут в мой мозг, размякший от бесполезного лежания в кровати, вползает похожая на прозрение догадка: это послание могло оказаться в почтовом ящике только одним способом. Сид сам его там оставил.
Спустя двадцать минут я, нахлобучив на голову дурацкую шапку с помпоном и укутавшись в пуховик, еду в троллейбусе и смотрю на застывший солнечный мир сквозь маленький островок прозрачного стекла среди белых морозных узоров.
Сейчас я выйду на остановке у большого торгового центра, пройду десяток метров вверх по улице и окажусь перед темным подъездом ветхого желтого дома, поднимусь по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж, постучу в высокую дверь и услышу за ней шаги. Она откроется, а дальше наяву сбудется самый светлый, самый сокровенный сон.
Я увижу звезды.
Я стану плакать и просить прощения, а он только улыбнется и обнимет меня. Я распрямлюсь, потому что с плеч упадет огромный камень. Я скажу, что больше не боюсь раскрывать свою душу, скажу, что больше не боюсь любить. Скажу, что люблю…
И вот я умираю перед огромной, выкрашенной зеленой краской дверью, в полутьме подъезда загадочно блестят ее замки, из глазка льется свет зимнего солнца. Набираю в грудь побольше воздуха, заношу кулак. Удары сердца сливаются в сплошной гул, в глазах рябит. Стучу, прислушиваюсь. Тишина. Стучу сильнее, но ничего не происходит.
— Сид, пожалуйста… Пожалуйста… — шепчу, и разочарование разрывает душу на части.
Щелкает замок, из соседней квартиры показывается белобрысая девочка лет тринадцати. Она растерянно оглядывает меня с ног до головы:
— А Галина Яковлевна в прошлом году еще умерла… Ой, вы к Сережке?
Я подбегаю к ней и в истерике шиплю:
— Да, я к нему! Он приезжал? Был здесь, так?
Девочка кивает:
— Да, он приезжал на зимних каникулах. Какие-то дела решал. Но несколько дней назад уехал…
— Оля, кто там? — раздается за ее спиной, Оля извиняется и захлопывает дверь прямо перед моим носом.
Я бреду к остановке.
Креплюсь изо всех сил.
Невесомый мальчик Сид сделал выбор. Он отпустил лису с ее дурацким пушистым хвостом в естественную среду. Он больше никогда не появится в моей жизни.
Мне больше не на кого оглядываться, некого ждать. Не у кого просить прощения. Я осталась одна…
Мне бы только не упасть трупом посреди этой скованной морозом улицы.
А уж дома, в пустой покрытой слоем пыли комнате, я дам волю чувствам. Потом возьму себя в руки, определюсь, в каком направлении строить новый хрупкий мост из иллюзий и идти по нему в светлое будущее. Раз уж все ранее возведенные пали и разрушились в один миг под напором надежды.
В невыносимой легкости пройдут остаток января, февраль, мой девятнадцатый день рождения, и придет весна, которая сменится летом.
Глава 41
Пыльное заляпанное окно в конце университетского коридора являет вид на изнывающий от жары город. Там, внизу, плавится асфальт, если верить радио, температура идет на обновление рекорда столетней давности.
Я только что блестяще сдала общую часть уголовного права, и учеба на втором курсе подошла к завершению.
Сейчас закрою в деканате зачетку, попрощаюсь с одногруппниками и смело выйду под это пылающее солнце.
Впереди еще два месяца лета. Возможно, я останусь в раскаленном воняющем гудроном городе, разведу цветы на балконе, на отложенные собственноручно заработанные деньги куплю коту кошачий домик и шлейку, буду ездить в гости к Светке и ее домочадцам… Возможно, приобрету горящую путевку и улечу греть пузо в не менее жаркие страны. Возможно, переклею обои в своей квартире…
Из аудитории с величайшим грохотом вылетает красная как рак Алеська:
— Анжелик! Он мне «отл» поставил, ты можешь такое представить? Спасибо тебе. — Она осторожно заглядывает мне в глаза и трогает за руку. — Ну как ты, а? Все ровно?
Я киваю.
Январь и февраль, мой девятнадцатый день рождения, весна, сменившаяся летом — все это время действительно прошло, проплелось для меня в невыносимой легкости. Невыносимой. Потому что через пять дней после того, как до меня долетело письмо от Сида, погибли мои родители. На заснеженной трассе под Красноярском старенькая иномарка дяди Кости влетела под фуру.
Первой об этом почему-то сообщили тете Кате, маминой старшей сестре, и она на попутках сразу примчалась ко мне из села Алексеево. Она, Светка и Кидис взяли ситуацию в свои мощные руки, а я только сидела и диву давалась, как это они все успевают. Я-то знала, что эту историю можно переписать заново, потому что она абсурдна, она не может на самом деле иметь место.
И горечь от успокоительных таблеток поднималась к горлу.
Потом потянулись невыносимо легкие дни — будто огромный осиновый кол вбили через рот, через грудь, прямо в желудок. Ни есть. Ни пить. Ни жить. Я разглядывала слабые бледные руки, по венам которых бежала кровь — единственное живое, что мне осталось от мамы. Она перетекла в меня, но останется запертой во мне насовсем. Ни с чьей больше не смешается и не даст новой жизни.
В те дни совершенно неожиданно на помощь мне пришла моя староста Алеська.
— У меня тоже мамка умерла. Давно, — сказала она.
Алеська организовала настоящее дежурство — одногруппницы приходили в гости толпами и ни на секунду не оставляли меня одну.
Мы с Алеськой ровесницы, оттого поначалу было странно: она не видела ни одной серии «Звездных войн», не читала нашумевший «Бойцовский клуб», не слышала ни одной песни Мэнсона. Я взялась за ее просвещение, попутно подтянув и по профильным предметам. Конечно, понимания в ее глазах я не находила, но она очень старалась. Она меня вытащила.
А вот сейчас Алеська стоит рядом и похлопывает меня по плечу:
— Ну что, покедова, Анжел! У меня через час автобус. До сентября, что ли? — Мы душевно обнимаемся, и она хлюпает носом. — Держись. Хвост пистолетом, поняла? Я тебе звонить буду.
Мы прощаемся сразу, без излишних сантиментов. Алеська их вообще не любит.
***
На улице жара с размаху бьет по голове кулаком. Еле успеваю купить у смешной тетушки на углу стакан кваса и
