никогда не касался шерсти Кивиут. Но он высказал свою точку зрения. Даже ради Кивиута он убедил меня не торговать им.
…Не то, чтобы я действительно стала бы. И примерно на полпути к наказывающему толчку, который заставляет меня почти петь для него, я уверяю его в этом факте.
Его ответная ухмылка говорит мне, что он знал, что я все время его только подстрекала.
Он изводит меня до тех пор, пока я едва могу вспомнить свое имя. Его, однако, я никогда не теряю способности стонать.
Когда я одеваюсь (а Халки более или менее одет в набедренную повязку), мы выходим из бани и направляемся в центр нашей деревни, где все занимаются повседневными делами. Делами, которыми я пренебрегала. Я с беспокойством оглядываюсь по сторонам.
— Как поживает наш бездельник ягненок?
Фенна фыркает.
— Что ты имеешь в виду под своим ягненком? С каждым кормлением эта маленькая штучка расширяется все больше и больше. Скоро это будет толстый, испорченный клубок шерсти.
— Хорошо! — с облегчением говорю я.
— Сиротская мать все еще производит молоко? — с надеждой спрашивает Халки.
Он не мог перестать говорить об этом. Ну, это не совсем так. Точнее было бы сказать, что когда он не прижимает меня и не врезается в меня достаточно сильно, чтобы я ослепла, и когда он не тащит меня на себе и не убеждает меня ехать на нем быстрее, тогда он говорит о еде.
Разведение и питание. Они кажутся главными побуждениями дракона.
Конечно, еда и секс не исключают друг друга. Я усвоила этот урок хорошо и основательно.
Мечтательный вздох перехватывает мое горло, когда Халки резко смотрит на меня, его глаза горячее, чем минуту назад. Как будто он может прочитать поворот моих мыслей.
— Вот, дракон, — говорит Фенна, подходя к нам и сунув ему в руки глиняный кувшин. — Овечье молоко. Еще теплое.
Халки осторожно использует когтистые, в основном человеческие пальцы, чтобы приподнять глиняную крышку и заглянуть внутрь.
— О-о-о, спасибо, — бормочет он.
Затем он подносит кувшин ко рту и наклоняет его, как будто это сладкая медовуха, а не молоко.
Когда он проводит языком до упора в перевернутый пустой кувшин, Фенна гримасничает.
— Это была моя керамика, но ты можешь оставить ее себе.
Халки издает признательный звук и закрывает кувшин крышкой, прежде чем провести языком по верхней губе, чтобы убрать молочные усы.
— Ты очень добра.
Фенна фыркает и смотрит на кувшин, который он вылизывал языком.
— Ага. Вы, драконы, в последнее время очень часто пробуждаете во мне доброту, — ворчит она к концу своего заявления, а затем разворачивается и уходит.
— Спасибо, что позаботилась о ягненке! — морщась, кричу я ей вслед.
— Не важно! — кричит она в ответ.
— Мы будем тебе должны! — кричу я.
— Она может взять следующего дракона-холостяка, которого мы встретим, — предлагает Халки.
Он смотрит на меня и указывает на кувшин, который держал за ручку в другой руке.
— Мне жаль, что я сначала не подумал о тебе. Хочешь?
Я сдерживаю улыбку.
— Немного поздно спрашивать.
Когда он начинает выглядеть пристыженным, я похлопываю его по чешуйчатому, широкому плечу.
— Все в порядке, я просто дразню. Я выросла, всю жизнь питаясь овечьим молоком. Я рада, что тебе это нравится.
Я смотрю вокруг, покусывая губы.
— Где твои братья? — спрашиваю я его уголком рта.
Халки смотрит на наше племя с превосходным видом.
— Не хватает двух сестер клана.
Затем он усмехается.
— Они должно быть спарились с ними.
— Что, — говорю я с выпученными глазами, потому что я даже не заметила, что мне не хватает женщин из племени.
Я должна снова просмотреть всех, чтобы увидеть, каких двоих нет.
Засницы нигде не видно… и ни Вестры, ни гуся Ингрид. О нет…
— Я собираюсь поохотиться, — объявляет Халки. — Хохлатый Мерлин может пройти всю лихорадку без еды, но я бы предпочел поохотиться в такие периоды, когда я не чувствую себя настолько безумным от спаривания. В настоящее время я насытился.
Я фыркаю.
— Ты должно быть, зверь.
Он самодовольно рычит на это и щелкает зубами, от чего у меня дрожит кожа — и не потому, что я боюсь. Он сжимает мою руку и ярко улыбается. Он также передает мне на хранение свой ценный кувшин.
— К нашей коллекции присоединится еще один кастинг. Придется аккуратно их устроить. Прошлой ночью тебя так охватила лихорадка, что тебе удалось столкнуть те, что у нас есть, со скамейки.
— Я помню, — бормочу я.
На самом деле, я помню, как меня «одолевали» несколько раз, но затем Халки останавливал активность, чтобы забрать их и снова поставить рядом с нами.
Насколько я понимаю, я чемпион прикусывать язык, когда дело касается влечения моей пары к высохшей рвоте.
— Удачной охоты, — говорю я своему дракону, притягивая его ко мне для прощального поцелуя.
Поцелуи — это то, чего мы на самом деле не делали. Халки предпочитает покусывать, нюхать носом и кусать всякий раз, когда его рот приближается.
Но без того, чтобы секс затуманил его мысли, я могу быстро прикусить его удивленные губы.
Когда я отступаю достаточно, чтобы перефокусироваться, мое горло сжимается так быстро, что я пищу.
Потому что глаза Халки стали полностью черными.
Я отталкиваюсь от него.
— О, животное! Веди себя прилично и отправляйся на охоту. Минуту назад ты был взволнован новым кастингом, помнишь?
Халки не отвечает. Однако он начинает мурлыкать. И вместо того, чтобы превратиться в дракона и улететь на охоту за своей следующей едой, он прижимается ко мне, его проницательный взгляд зажигает мои внутренности.
Он поддерживает меня своим следующим шагом. И его следующий.
Он преследует меня.
У меня даже нет времени решить, попытаться сбежать от него или нет. С рычанием он подхватывает меня и перебрасывает через плечо, таща обратно в домик для более энергичного траха.
Эпилог
Халки
Хохлатые Мерлины называют группу драконов «доблестью».
Златокрылые драконы называют свои группы «дворцом».
Какой бы собирательный термин вы ни предпочли, в течение благословенно долгих дней до того, как кровавая луна захватит небо (где мы получаем некоторую передышку от ночного брачного жара), я ловлю Налле всех, кроме одного из моих братьев, и почти дюжину Златоглазок. А также Западная Гидра, для поимки которой потребовалось большое мастерство, учитывая, что у нее было девять одновременных огневых точек, но Налле настояла, чтобы я отпустил его, потому что она боялась, что он превратится в многоголового человека после соединения, и она сказала, что сама идея «напугала» ее.
Не то чтобы это имело значение, поскольку он будет связан с другой женщиной, а не с моей Налле, но она была непреклонна, поэтому я отпустил его.
Что же касается Златоглазок,
