— Вадик, не надо!
— Не уходи!
После Шилова заслушали Арнаутова. Он был, как всегда, категоричен и немногословен.
По лицу генерала невозможно было понять, как он воспринимает услышанное. Впрочем, когда докладывал Шилов, реакция начальника главка была такой же: иногда он кивал или задавал уточняющие вопросы, а в остальное время сидел, постукивая карандашом по столешнице, и смотрел сквозь выступающего. Ничего не поймешь: то ли одобрит доклад, то ли рассмеется, то ли затопает ногами и выматерится. Что ж, наверное, так и должно быть. Должность начальника ГУВД — политическая, и генералу, если он хочет сохранить кресло, даже в мелочах нужно быть гибким политиком.
— Теперь — УСБ, — сказал генерал.
Виноградов поднялся, одернул пиджак. Сказал:
— Я уже вам докладывал. Мне пока нечего добавить, — и сел.
— Ну, что же… — Генерал помолчал. — А я вообще не вижу никаких проблем. Разработка управления розыска хорошая, и идет она интенсивно. Но это не отменяет работу УБОПа по лидерам организованной преступной среды. В УСБ уже имеются заявления по фактам нарушения законности, которые требуют всесторонней проверки.
Перечисляя названия служб, генерал смотрел на руководителей, и Громов, и начальник УБОП, и Виноградов поочередно кивали. Громов — хмуро и глядя в стол, убоповец — коротко и по-деловому, а Виноградов — сверкая очками и с легкой иезуитской улыбкой.
Генерал вздохнул и нацелил карандаш в потолок:
— Я хочу понять, в чем глобальный вопрос? В чем?
— Разрешите? — Шилов поднялся. — Проблема в том, что УБОП пытается посадить Дробышева за действия, благодаря которым сидит группа Чибисова. Туда же хотят привлечь и меня.
— Минуточку. Группа Чибиса уже арестована, и если мы на этом эпизоде закроем еще и Дробышева, это будет идеальный расклад. Что вам здесь не нравится?
— Мне не нравится этическая сторона вопроса. Если бы Дробышев не отдал нам этих людей, то на нас бы висел десяток глухарей, а у него бы никаких проблем не было.
— Послушайте, да бросьте вы это! Мы еще об этике отношений с бандитами переживать будем. Я уже действительно начинаю думать, что Управление собственной безопасности не ошибается в отношении вас. — Генерал выдержал паузу, потом рассмеялся: — Шутка!
Смех генерала поддержал только Федоров. Остальные даже не улыбнулись. Оборвав смех, Федоров прокашлялся и поправил галстук.
— Ну, все вопросы исчерпаны? Тогда свободны! — Генерал бросил карандаш.
Все вышли из кабинета, только Громов остался.
— А у тебя что?
— Вы фактически приняли их сторону, — сказал Громов. — Хотя сами требовали все раскрыть.
— Значит, так: только желваками играть не надо. Много ты понимаешь! Ты же общей картины не видишь, — начальник главка говорил почти те же слова, которые сутки назад сам Громов говорил Шилову. — Виноградов в Москву докладывает напрямую, а ты сам знаешь, там чистка рядов. Так что если твой парень выкарабкается — честь ему и хвала. Нет — хрен с ним.
13
Голиков открыл дверь камеры, встал на пороге, поигрывая связкой ключей:
— Краснов! С вещами на выход.
Миша лежал на шконке и читал журнал. Услышав команду, встал, начал собираться. Предчувствия были плохими. Его переводят? Куда, почему?
Поигрывая четками, к Голикову подошел Айдар:
— Куда это его?
Благодаря значительной разнице в росте, Голиков смотрел на Айдара сверху вниз. Но со стороны казалось, что это ему приходится тянуться и вставать на цыпочки, чтобы быть вровень с зэком.
— В другую хату.
— В сто пятую?
К разговаривающим приблизился голый по пояс зэк в толстых очках, с внешностью интеллигентного штангиста-тяжеловеса. Он делал разминочные упражнения: боковые наклоны, взмахи руками, повороты туловища, и вроде бы был поглощен своим делом и не прислушивался, о чем они говорят, но его подход можно было воспринять как легкий намек: начальник, ты не прав; а если надумаешь решить вопрос силой, то поимеешь такой геморрой, что неизвестно еще, кому будет хуже.
Голиков посмотрел на «штангиста» и спросил у Айдара:
— Тебе-то что?
— А Егоров где?
— Уволен.
Сжимая под мышкой тощий пакет с вещами, подошел Краснов.
— Подожди, — распорядился Айдар, — сядь на место.
— Ты чего? — высокий Голиков навис над Айдаром. — Да ты оборзел, Шамангалиев! Я тебя…
— Я тут про сто пятую один оч-чень интересный звон слышал, — приобняв Голикова за плечо, Айдар вывел его из камеры, и что-то принялся говорить, перебирая четки пальцами правой руки. Айдар говорил тихо, и Голиков наклонял голову, чтобы расслышать. До оставшихся в камере долетело только несколько слов — «беспредел», «пресс», «барыга», «развели», «опустили»…
Голиков слушал и Айдара не перебивал.
— Вот такие дела, — закончил Айдар и, перестав обнимать Голикова, зашел в хату.
Голиков поправил фуражку и несколько секунд смотрел на Айдара, потом задиристо, но без внутренней уверенности, спросил:
— Ну и что?
— Да ничего, — с улыбкой пожал плечами Айдар.
— Один хрен, не я здесь все решаю. — Голиков захлопнул дверь; лязгнули наружные запоры.
Айдар, перестав улыбаться, прошел к своей шконке и достал из-под матраса сотовый телефон. Набирая номер, задумчиво посмотрел на Краснова:
— Плохо дело, парень. — Потом сказал в трубку: — Чингиз, салям! Найди мне телефон Шилова из убойного.
Все ребята ждали возвращения Шилова с совещания в одном кабинете.
— Ну что?
— Подчистить все, — Шилов оглядел свою команду. — Столы, сейфы и дома.
— Думаешь, будут обыски? — Спросил Соловьев.
— Не исключено.
— Надо было нам все-таки этим уэсбэшникам рыло начистить, — вздохнул Джексон.
— Не думаю, что это решило бы вопрос, — Шилов достал из кармана звонящий мобильник. — Да! Айдар? Рад, что ты звонишь на этот громкий телефон. Понял… Спасибо. Я помню твой вопрос.
— Кто это? — Спросил Скрябин.
— Да так, еще одна моя коррупционная связь. Проблемы продолжаются, надо ехать к Юрке в прокуратуру.
* * *
Юра Голицын зашел к Кожуриной отдать шило, которое он одалживал, чтобы сшить уголовное дело, готовое к передаче в суд.
Кожурина сидела за столом и красила ногти. Сегодня на ней была не форма, а клетчатый пиджак и нарядная блузка.
— Спасибо. С меня причитается.
— Можно натурой, — глядя на Голицына сквозь раздвинутые, чтобы не смазать подсыхающий лак, пальцами, ответила Кожурина.