— Значит, вы расследуете убийство Андретти, — начала за них Элла.
— Складывается впечатление, что мы имеем дело с заговором, — ответила Лили.
— Индеец, убивший двоих человек в Миннеаполисе, и тот, что расправился с Андретти?
— Да, — сказал Дэвенпорт. — Только мы думаем, что в Миннеаполисе действовали два разных убийцы. А теперь еще судья в Оклахоме…
— Я не слышала…
— Прошлой ночью. Интересно, с какой организацией мы столкнулись? Если она вообще есть, эта организация.
— С религиозной, — тут же ответила монахиня.
— С религиозной?
— Мало что в мире может стать цементом для заговора, целью которого является убийство. Самой по себе ненависти недостаточно, потому что она слишком несфокусирована, в ней нет расчета. Непременно должна быть какая-то позитивная идея. Обычно именно религия рождает такие формы. Трудно быть разумным и одновременно совершать убийства, если для этого нет какой-то сложной причины.
— А как насчет групп, которые формируются в тюрьме? — спросила Лили. — Например, несколько человек объединяются и объявляют войну…
— И собирают деньги на правое дело, обычно имеющее квазирелигиозную подоплеку. Спасем белую расу от загрязнения кровью черных. Арабов, евреев, кого угодно. То же самое вы слышите от представителей левых радикальных организаций, а также групп или пар убийц-психопатов, которых вы время от времени арестовываете. Ими всегда движет общее чувство угнетения, а их идеи имеют под собой религиозное основание. Обычно среди них есть некий мессия, говорящий, что убивать можно. И даже необходимо.
— Один из моих людей в индейской резервации сказал, что Блуберд…
— Это тот, кого убили в Миннеаполисе? — перебила его Элла.
— Да, тот. Он сказал, что Блуберд находился в поисках религии.
— Я бы сказала, что он ее нашел, — проговорила монахиня.
Она оставила вишенку напоследок и теперь отправила ее в рот, наслаждаясь сладким вкусом.
— Знаешь, как делают мараскиновые вишенки? — спросил Лукас, прикрыв глаза рукой, когда вишенка исчезла.
— И слышать не хочу, — ответила Элла и наставила длинную ложку на нос Лукаса. — Если убийства организовала группа, в ней, возможно, не больше двенадцати человек. Но скорее всего, пять или шесть.
— Шесть? Боже праведный, — выпалила Лили. — Прошу меня простить. Но шесть человек?
— А каковы шансы, что их всего трое? — спросил Дэвенпорт. — Блуберд, парень в Нью-Йорке и тот, что убил судью в Оклахоме?
Элла откинула назад голову и принялась задумчиво изучать потолок.
— Нет. Я так не думаю. С другой стороны, кто знает? Впрочем, мне кажется… Убийцам из Нью-Йорка и Оклахомы пришлось проделать немалый путь, чтобы добраться отсюда туда и совершить там задуманное. Если они были знакомы с Блубердом. Мне кажется, их туда отправили… что-то вроде миссии. Блуберд явно был готов умереть. Это более типично для тех, кто видит себя частью процесса, а не последним шансом для нанесения ответного удара.
— Значит, будут еще убийства?
— Да, будут. Но их количество имеет пределы. На самом деле не существует такого понятия, как грандиозный преступный заговор. По крайней мере, он не может быть тайным. Полагаю, что Адольф Гитлер и его палачи являлись участниками грандиозного преступного заговора, но им потребовалось сотрудничество всей нации, чтобы претворить его в жизнь.
— Значит, похоже, есть по крайней мере еще двое или трое, а может быть, шесть или восемь человек, которых объединяет какая-то религиозная идея, — сказал Дэвенпорт.
— Совершенно верно, — подтвердила Элла. — Если вы хотите их остановить, ищите проповедника.
В машине, когда они возвращались в офис, Лили принялась рассматривать Лукаса.
— Терпеть не могу, когда меня разглядывают, — заявил он.
— У вас интересные друзья, — заметила женщина.
— Я коп, — пожав плечами, ответил он.
— Вы сочиняете игры и играете в них с монахинями?
— Знаете, я очень непростой парень, — сказал Лукас, взглянул на нее поверх солнечных очков, подмигнул и снова стал смотреть на дорогу.
— О, мистер Крутой, — проговорила она. — Меня прямо всю жаром окатило.
«Меня тоже», — подумал Лукас и бросил на нее мимолетный взгляд. Лили отвернулась, но он заметил, что она покраснела. Она знала, какие мысли его посещали и что он чувствовал, когда они сидели рядом в кабинке кафе.
Дома Ларри Харт носил ковбойские сапоги, голубые джинсы и классические рубашки с галстуками-шнурками. Их всегда украшал кусочек бирюзы в серебряном зажиме. Он мог бы одеваться так на работу, прибавив к своему наряду пиджак, но никогда этого не делал. Для работы предназначались коричневые костюмы с галстуками коричневых и золотистых тонов, а также коричневые ботинки с острыми носами. Даже в середине лета, когда температура воздуха поднималась до тридцати двух градусов, Харт потел в коричневых костюмах, посещая, по долгу службы социального работника, крошечные квартирки своих клиентов.
Однажды Дэвенпорт спросил его, почему он так поступает, Харт пожал плечами и сказал: «Потому что мне нравится». На самом деле он имел в виду: «Мне приходится».
Ларри пытался втиснуть себя в стандартный образ муниципального служащего, но у него ничего не получалось, как бы он ни старался. Коричневый костюм не мог скрыть его происхождения. Он был широкоплечим и крепким, с черными глазами и волосами с проседью. Он принадлежал к племени сиу. Харт имел больше всех подопечных в отделе социального обеспечения, потому что некоторые из его клиентов категорически отказывались разговаривать с кем-то другим.
— Лукас, дружище, что происходит? — спросил Харт.
Дэвенпорт, положив ноги на край корзины для мусора, устроился в своем офисном кресле, а Лили раскачивалась взад-вперед — несколько дюймов туда, потом несколько дюймов обратно — в кресле на колесиках. Харт вошел в крошечный кабинетик и присел на край стола Лукаса.
— Ларри Харт, Лили Ротенберг, полицейский департамент Нью-Йорка, — представил их друг другу Лукас.
— Приятно познакомиться, — сказала Лили, разглядывая индейца. — Вы делали обход?
— Да. На Франклин…
Харт обошел индейское поселение, показывая снимки. Двоих из тех, кто был на них изображен, он знал сам.
— Медведь и Бродячий Олень живут в Роузбаде, — сказал он. — Крутые парни, но не сумасшедшие. Не могу себе представить, чтобы они ввязались во что-нибудь подобное.
— А больше никого с фотографий вы не знаете? — спросила Лили.
— По именам нет, но кое-какие лица мне знакомы. Нескольких я видел в Индейском центре. Вы спрашивали Андерсона про одного из них. В прошлом году я играл с ним в баскетбол.
