меня, – выдыхаю я.
С ее губ тоже срывается вздох, а глаза наполняются слезами.
– Эштон… Я не могу.
– Не можешь что?
– Все… Я…
Опираюсь лбом о ее, пока моя грудь вздымается вверх и вниз.
– Ты ничего мне не рассказываешь. И я уважаю твое решение. Не задаю вопросов. Не пытаюсь влезть к тебе в голову. Я просто благодарю тебя за то… – Замолкаю, пытаясь подобрать то, что чувствую к ней, но проблема в том, что я и сам до конца этого не понимаю. – За нашу дружбу. Не отказывайся от этого. Через полторы неделю я улечу, Хлоя. И ты больше никогда меня не увидишь. Позволь нам обоим провести это время… – Я нервно облизываю губы и перехожу на шепот: – Не думая о том, что ждет нас за пределами острова.
Когда я отстраняюсь, то замечаю, что по ее щеке струится слеза. Смахиваю ее большим пальцем, и в этот момент Хлоя прикрывает веки и прижимается щекой к моей ладони.
В голове сейчас так много мыслей, которые разрывают ее изнутри. То, в чем я не желаю признаваться самому себе, отдается болью в сердце и затмевает разум. Я внушаю себе, что нужен ей. Что я делаю это для того, чтобы как-то помочь.
Вот только все это гнусная ложь. Правда в том, что она нужна мне гораздо сильнее, чем я мог себе представить.
ГЛАВА 19
THE SCORE – HIGHER
Хлоя
Полчаса спустя мы подъезжаем к деревушке Анафонитрия, что находится над той самой бухтой Навайо. Я надеваю солнечные очки и осматриваюсь вокруг.
С такой высоты Ионическое море кажется бескрайним. Лазурная гладь переливается в лучах ярчайшего солнца, пятном выделяющегося на чистейшем небосводе. Теплый ветерок колышет ветви деревьев, растущих вдоль узенькой тропинки, ведущей к скалам. А запах растущих неподалеку сосен заставляет обонятельные рецепторы сходить с ума.
– Какой у нас план? – Я поворачиваюсь к Эштону, который задумчиво глядит вдаль.
Он поворачивается на мой голос, заставляя меня потеряться в его сияющих глазах цвета неба.
– Пусть будет сюрприз.
– То есть у тебя нет плана?
Уголки губ здоровяка медленно ползут вверх.
– Есть. Но тебе он не понравится.
Вскидываю бровь, на что Эштон лишь усмехается.
– Пойдем? – Он кивает в сторону скал.
– К скалам?
Снова кивает.
– И зачем? – взволнованно интересуюсь я.
Эштон облизывает губы и отводит взгляд.
– По дороге расскажу, – просто отвечает он и идет вперед.
Шумно выдохнув и пытаясь унять учащенное сердцебиение, следую за ним. Преодолев тропинку, мы оказываемся на ухабистых скалах, по которым нужно карабкаться вверх. Радуюсь, что для этой поездки выбрала джинсовые шорты и кеды, и поднимаюсь вслед за Эштоном.
Примерно через десять минут мы оказываемся на просторной каменистой местности, и я замечаю вдалеке скопление людей, стоящих прямо на обрыве.
– Что они делают? – спрашиваю я.
– Это бейсджампинг.
– Прыжки с парашютом? – широко распахиваю глаза.
– Прыжки с парашютом, – спокойно повторяет Эштон.
– Так это твой план? Получить свою дозу адреналина?
– Ага, – ухмыляется он. – «Новолуние» вдохновило.
С губ срывается смешок:
– Ты правда сделаешь это?
– Думаешь, я блефую?
– Не знаю. Ты вроде не похож на полоумного.
– Ни хрена себе!
– Что?
– Ты что, только что сделала мне комплимент?
Цокаю и закатываю глаза, при этом не в силах подавить рвущуюся наружу улыбку.
– Какая здесь высота? – спрашиваю я, продолжая изучать происходящее вдалеке.
– Около семидесяти метров. Свободное падение длится от двух до пяти секунд.
– А ты изучил вопрос.
– Типа того, – слышу в его голосе самодовольную усмешку.
– Я не буду прыгать с парашютом, – твердо произношу я.
– Я тоже, – вдруг выдает он.
– В каком смысле? – Я резко поворачиваюсь к Эштону и замечаю в его взгляде огоньки. Он пытается скрыть улыбку, но она все же расползается по его лицу. А я… не могу отвести от этого взгляд.
Любуюсь его мужественным загорелым лицом, вьющимися волосами цвета ореха, которые развевает легкий ветерок, пухлыми губами, которым так идет улыбка. Но больше всего меня завораживают его глаза, в которых мне действительно хочется утонуть.
Я никогда прежде не испытывала тех чувств, которые накрывают меня с головой, когда он рядом.
Казалось бы, я едва его знаю. Вот только за этот короткий промежуток времени он смог узнать меня. Настолько, насколько не удавалось узнать ни одному человеку.
Я всегда была достаточно отстраненной от окружающего мира. Сначала эта элитная школа, где учились привилегированные детки миллионеров. Они постоянно стремились унизить каждого. И хоть я была намного богаче их всех, вместе взятых, за мной закрепился статус изгоя, ведь мне было неинтересно сплетничать и строить козни против кого-то вместе с ними.
Затем была академия танца. Я уехала из дома, ради мечты смогла преодолеть страх… Но внезапно умерла мама, и у меня окончательно пропал интерес к жизни.
Около полугода я просидела дома, не желая ни с кем разговаривать. Помню, как переживал из-за ее смерти отец, и я ощущала свою вину за то, что ему приходится переживать и из-за меня тоже. Поэтому я выбралась из заточения, начала ходить к психологам и даже смогла стать тем самым человеком, который может спокойно существовать в обществе.
Или хотя бы создавать видимость.
Но после того, что произошло в ТУ ночь, я поняла, что, как бы сильно я ни пыталась подстроиться под общественное мнение, я другая. Жестокий мир вокруг никогда не придется мне по вкусу. Я словно принцесса, которую заперли в башне. Именно так я себя ощущаю.
– Ты странно на меня смотришь, Детектив, – отвлекает меня от мыслей Эштон. – Строишь теории?
– Теории?
– Что я собираюсь делать дальше.
– Вероятно, какую-то глупость.
– С чего ты взяла? – Он приподнимает бровь.
– Ты же сам признался, что вдохновился Беллой.
– То есть Белла глупая?
– Не умная, – улыбаюсь я, и Эштон усмехается в ответ.
Мы молча смотрим друг на друга, но эта тишина совсем не давит и не напрягает. Просто так сейчас хорошо здесь, вдали от всего мира и проблем.
– О чем ты думаешь? – хрипло спрашивает он.
– О том, что хочу уметь останавливать время, – шепчу я.
– А я бы хотел уметь летать, – вдруг выдает Эштон, и с моих губ срывается смешок.
– И куда бы ты улетел?
– Да куда угодно. Суть не в этом.
– А в чем же?
– В ощущении свободы. Физическом. Эмоциональном.
Тяжело сглатываю, прекрасно понимая, что он подразумевает. Падающая птица у меня на лопатке как раз говорит о том, что мне этой свободы никогда не видать.
– Ты доверяешь мне? – тихо спрашивает Эштон, пристально изучая меня взглядом ярчайших голубых глаз.
– Я знаю тебя несколько недель, Эштон.
– Это не ответ на мой вопрос, Хлоя.
– Почему ты спрашиваешь? – выдыхаю я.
Он облизывает свои пухлые губы, не сводя с меня взгляда, а затем протягивает мне ладонь.
– Пойдем со мной?
– А у меня есть выбор? – задаю вопрос, который как-то уже задавала ему.
– Выбор есть всегда.
Я задерживаю дыхание. Удары сердца будто бьют по вискам. Мои ладони потеют от странного волнения. Вкладываю свою руку в его, и в этот момент с губ срывается вздох облегчения. С его губ.
Крепко держа меня за руку, Эштон ведет нас в сторону, противоположную от бейсджампинга. С каждым шагом ощущается, как в жилах бежит не кровь, а сумасшедший адреналин. Когда мы подходим к краю скал, то я задерживаю дыхание. Морская вода спокойно мерцает в лучах солнца. Грань между лазурным морем и небесным полотном стерта. Вдалеке вижу одинокий белый парусник, медленно разрезающий гладь. Возможно, там, впереди, его ждет что-то такое же светлое, как тот след, что он оставляет после себя. И я даже немного ему завидую, ведь у меня впереди лишь одно
