не предавала. С которым провела все свое детство, всю юность и часть зрелости. И теперь ей нужно набраться смелости и оставить его. И, может быть, уже никогда не вернуться.
Уже сейчас Вера начинала скучать по березке, сплошь усыпанной набухшими почками, по подснежнику, робко просовывающему нежную головку из черной, сырой земли, по теплому боку облезлого кота, как всегда путавшемуся у нее под ногами.
— Верочка, пойдем ужинать, — выглянула в окно Василиса Юрьевна.
Девушка нехотя поднялась и пошла к дому. Аппетитные запахи, вмиг пробравшись в желудок, скрутили его в тугой рогалик. Надо же, а Вера даже не заметила, что так проголодалась.
— Что за чудо вы приготовили? — сглотнув обильную слюну, поинтересовалась Вера. — Таких запахов я отродясь не нюхала.
— Борщец и курятинку под соусом, — помешивая что-то в кастрюле, деловито сообщила бабуля и строго добавила: — Раздевайся, мой руки и за стол.
— Слушаюсь! — вытянулась по струнке Вера и рассмеялась.
Василиса Юрьевна удивленно посмотрела на счастливую девушку, но ничего не сказала. Вера и сама не понимала, что именно привело ее в такой восторг. Она никогда не любила, когда ею пытались руководить. Вера сама прекрасно знала, когда и что ей делать. И по всем правилам повелительные нотки в интонации Василисы Юрьевны должны были вызвать в ней протест, а не радость. В юности, когда ей пытался указывать папа, она специально делала все наоборот. А после его смерти руководить ею стало некому. И только тогда она поняла, насколько дорого было его участие. Теперь в ее жизни вновь появился такой человек. Человек, готовый заботиться о ней.
— Вы — настоящая искусница, Василиса Юрьевна, — вдоволь наевшись, Вера благодарно посмотрела на свою кормилицу. — Каждое ваше блюдо достойно царского стола.
— Твоего стола оно достойно, подлиза, — улыбнулась бабушка.
— Странно, — протянула девушка. — Сначала вы мне показались совсем старенькой, обессиленной старушкой. У вас даже голос другой был, скрипучий и дребезжащий. Но чем дольше вас знаю, тем моложе вы кажетесь. И глаза у вас удивительные, живые, горячие, жаждущие.
— До жизни я всегда жадной была, — кивнула Василиса Юрьевна. — Каждым ее мгновением наслаждалась, каждой секундочкой. Я всегда знала, что она очень короткая, поэтому старалась все успеть. У меня ведь трое деток, Веруш. Только видишь, как получилось — никому не нужной я стала. Но я не обижаюсь. На жизнь вообще обижаться нельзя. Да и ни к чему мне под ногами у родных детей путаться. Здесь я большую пользу принесу. Тебя я сейчас нужнее. Видимо, не зря меня Бог сюда направил.
Скажи мне, детка, что делать думаешь? Денег, как я погляжу, у тебя нет. И я тебе в этом не помощник. Ни копейки у меня за душой.
— Да как вы могли подумать такое!? — возмутилась Вера. — Неужели думали, что я деньги у вас просить стану? У меня даже в мыслях такого не было!
— Знаю, — отмахнулась от нее бабуля. — Бабенка, что лицо тебе сожгла, тоже, как погляжу, в нищете живет. С нее взятки гладки. Следователь заикнулся, что мужичок у тебя какой-то был, городской. Может, к нему за помощью обратиться? Ты, главное, не стесняйся, Вер. И гордость в такой ситуации можно в самый дальний уголок души запрятать. Тебе операцию надо делать и, скорее всего, не одну. Ты ведь молодая девка. По всей видимости, красавица была. Как же без лица жить?
— Как-нибудь, — нахмурилась Вера. — Вы, бабуль, не переживайте. Долго я у вас не задержусь. Дня через два съеду. Силы только немного восстановлю. И за постой с вами рассчитаюсь. Я долги не забываю. Они мне карманы до самого пола оттягивают. Ходить прямо мешают.
— Неправильно ты меня поняла, девочка, — покачала головой Василиса Юрьевна. — Не за себя я переживаю, а за тебя. По мне так лучше, чтобы ты со мной век коротала. Одна я никогда не жила. Пустой дом для меня, что тюрьма. Страшно мне здесь и одиноко. Поэтому и Николая я к себе повадила ходить. Какой никакой, а живой человек.
А тебе я такой доли не желаю. Тебе жизнь устраивать надо, замуж выходить да деток рожать. Глядишь, и повезет тебе больше моего. И дети тебя до самой старости любить будут. Да, если и не будут, то не беда. Для себя одной жить — это что и не жить вовсе. Обратись к мужчине своему. Моли его о помощи. Глядишь, и отзовется.
— Не отзовется он, Василиса Юрьевна, — вздохнула девушка. — Жалость таким, как он, не присуща. Он ведь меня до нитки обобрал. Все отнял и сбежал. Мало того, что дом по его наставлению продала, так еще у соседей денег назанимала. Теперь не знаю, как людям в глаза смотреть. Хоть глаз у меня теперь и один, стыда от этого не меньше. К тому же, женат он. И ребенок есть, сын. В общем, полый комплект. Так что у него и без меня есть, о ком заботиться.
— Вот значит как! — охнула старушка. — Бандита и подлеца у себя на груди пригрела! Бедная ты моя девочка! Ну, ничего! Раз он с тобой сподлянничал, значит, и мы ему тем же ответим! Ты знаешь, где его искать?
— Знаю, — согласно кивнула Вера. — В паспорте у него прописку посмотрела.
— А ты молодец, — восхитилась старушка. — Не такая простая, как кажешься. Тогда собирайся и езжай по этому адресу. Припугнешь его, что жене о вашей связи расскажешь. Поверь, все ходоки до жути трусливые. У меня самой муж любил налево сбегать. Так, когда некоторые обстоятельства его похождений наружу вылезали, трясся пуще мокрого кошака. Глазенки с такой скоростью бегали, что я боялась, как бы они из орбит не повыскакивали и врассыпную не кинулись. Смехота одна. И твой мужик, скорее всего, такой же. Ты его к стеночке прижми и припугни хорошенько.
— Какая же вы молодец, Василиса Юрьевна, — раскраснелась Вера. Теперь она точно знала, как нужно действовать. — Как же я сама об этом не подумала.
Глава 16
На следующее утро Вера по привычке проснулась с первыми петухами. Василиса Юрьевна еще сладко посапывала, а Буренка уже напоминала о себе коротким мычаньем.
Девушка потихоньку выбралась из теплой постели, умылась, подоила корову, еще раз проверила собранные месяц назад вещи. Все было на месте: мамины письма, документы, два выцветших сарафанчика.
Мысли перетекали в ее голове горячими бурными потоками. И чем больше она обдумывала план, тем больше верила в его успех. Слава жестоко поступил с ней. Она ответит ему тем же. Конечно, его не напугать разоблачением перед женой. Но у нее есть другой, куда
