бывает.
– Ладно, тогда пошли! – решительно сказал Буторин.
И они двинулись осматривать все вокруг места, где находили тела, фрагменты изуродованных тел, туда, где складывали раненых и убитых. Все приходилось осматривать самым тщательным образом, сравнивать, восстанавливать в памяти мельчайшие детали. Они провозились не менее двух часов и бросили свои поиски лишь тогда, когда убитых начали укладывать в общую братскую могилу. Удивительно, но механики успели до налета починить машину оперативников. И еще более удивительно, что она не пострадала во время налета. Правда, немного был помят капот упавшим обломком дерева и в нескольких местах осколками был пробит металл корпуса машины. Но она завелась сразу.
– Ну что, результат все тот же? – спросил Буторин Когана, садясь рядом с ним на переднее сиденье.
– Все тот же, – кивнул Борис. – Нет подтверждения, но нет и опровержения. Поэтому вопрос остается открытым. Приходится иметь это в виду, хотя я понимаю, что Дмитренко, скорее всего, погиб.
– Я тоже так думаю, – вздохнул Буторин. – Ладно, поехали! Сколько нам до Федоровских артскладов?
Глава 5
Ничто не предвещало беды. Хотя так думать на фронте вряд ли разумно. Тем более думать так тогда, в конце лета 1941 года, когда, обливаясь кровью, потеряв связь и управление, советские части дрались порой в полном окружении и гибли, но не оставляли своих позиций. Я не был армейским офицером, я до войны работал в разведуправлении, но все же определенные понятия о тактике боя у меня были. И я хорошо понимал, что зачастую окруженная часть могла сделать для фронта намного больше, чем находясь на линии фронта. Чтобы не оставлять у себя в тылу боеспособные окруженные части, немцы порой прекращали наступление или оттягивали дополнительные силы для окружения и уничтожения русских. Тем более каждая такая часть не просто сражалась в полном окружении, а пыталась прорваться к своим, рвалась к фронту, и тогда действия приобретали непредсказуемый характер. Правда, подразделения и целые воинские части при этом гибли полностью. Но такова была обстановка страшного и неимоверно тяжелого 41-го года.
Узнав, что на одном из участков странное затишье, которого не ожидало наше командование, я предположил, что это место, возможно, подготовили для перехода Фрида с важными документами. Тем более что особый отдел одной из частей успел сообщить, что именно на этом участке к немцам пыталась пробиться какая-то группа. Сосновский молча согласился со мной, развернув машину. Полдня мы пробирались по разбитым степным и лесным дорогами. Несколько раз нам пришлось прятаться в лесу от «мессеров». Нашу машину едва не подбили. Пуля, выпущенная с немецкого самолета, пробила капот нашего «мерседеса», но чудом не задела двигатель.
А потом воздух разорвал страшный грохот. Немцы начали артподготовку, и следом в прорыв пошли танки. Мы с Сосновским оказались запертыми в лесном массиве у самой опушки. Справа через поле, развернувшись по всему фронту, шли немецкие танки, а за ними бронетранспортеры с пехотой, грузовики. Мы слышали артиллерийскую стрельбу, треск пулеметов и ружейную перестрелку. Где-то оборонялись наши подразделения, не бросая своих позиций. Слева по шоссе непрерывной колонной тоже шли вражеские танки, машины с пехотой. Сосновский опустил бинокль и посмотрел на меня.
– Все, мы с тобой влипли, Максим! Линия фронта, по-видимому, откатывается дальше на восток.
Два бронетранспортера свернули с шоссе и пошли к лесу, в котором мы прятались с Сосновским, загнав машину в самый непролазный бурелом. Видимо, прочесывание леса немцы делали на скорую руку. Их не интересовала возможность того, что в лесу могут оказаться отдельные советские военнослужащие. Их беспокоило, что в тылу могут остаться боеспособные подразделения, которые могут нанести серьезный урон ударом в спину. В лес немецкие егеря вошли метрах в ста за нашей спиной и двинулись на восток, развернувшись в цепь, насколько позволяла лесная чаща. То и дело слышались отрывистые автоматные очереди. Наверняка стреляли по кустам. Не хотелось думать, что немцы могли добивать наших раненых, пытавшихся укрыться в лесу. Ответной стрельбы мы не слышали.
– Ну вот вам и результат, – я уселся на траву под толстой старой березой и откинулся спиной на ее ствол. – Если Фрид здесь, если ему посоветовали пробиваться к своим здесь, то он уже присоединился к какому-нибудь штабу. Мы опоздали с тобой, Миша.
– Опоздали, но выбираться-то нам как-то все равно нужно, – спокойно ответил Сосновский. – Вопрос только в том, какое направление избрать. Кстати, машина у нас немецкая, так что есть шанс прорваться.
– В советской форме шанса у нас нет, – возразил я. – Или прятаться и двигаться скрытно, или раздобыть немецкие мундиры и открыто попытаться пробиться в каком-то направлении. Давай-ка сориентируемся по карте.
Я вытащил из планшета карту, и мы с Михаилом расстелили ее на траве. Найти наш лес и развилку дорог не составило труда. Порадовало хотя бы то, что всего в каких-то пятидесяти метрах от нас находился обозначенный на карте родник. Судя по всему, то, что мы сейчас наблюдали с Сосновским, было со стороны фашистов фланговым охватом наших частей. Наверняка такой же удар был нанесен километрах в восьмидесяти южнее. Пытаться сейчас пробиться назад к своим было бы для нас верхом безрассудства. Оставаться на месте тоже глупо. Следом за ударными частями пойдет второй эшелон. Его задача – пробиваться в тех местах, где ударные силы почувствовали слабину обороны Красной армии. Ну и блокировать, уничтожать окруженные советские части и подразделения.
– Получается, что нам с тобой надо идти на север или на юг, Миша, – сказал я, обводя на карте пальцем район наступления. – Может быть, присоединиться к каким-то нашим частям, попавшим в окружение. Все-таки большими силами легче пробиться, чем вдвоем.
– Не всегда, – Сосновский задумчиво рассматривал карту. Потом он поднял голову и прислушался. – Хотя сейчас ты прав.
– Там бой, всего в паре километров отсюда, – подтвердил я, прислушиваясь к звукам стрельбы.
Расслышать было сложно, когда все пространство вокруг просто заполнено грохотом разрывов, звуками канонады, ревом моторов, гулким перестуком пулеметных очередей. И все же удавалось различить, что именно в этом направлении слышны звуки близкого упорного боя. Мы с Сосновским смотрели то на карту, то в бинокль на местность. Можно было попробовать проскочить на машине от перелеска до перелеска, ложбинкой до следующей ложбинки. За спинами атакующих можно попробовать проскочить на север.
Грохот разрыва ударил не только по ушам. Капитан Дятлов ощутил его всем телом, всеми внутренностями, на какое-то время потеряв связь с реальностью. Он сразу не понял, отбросило его взрывной волной или только оглушило. А может, и убило? Боль в пальцах подсказала, что
