да Майано построил надменные Капуанские ворота. Однако «великодушие» короля Альфонса было обращено преимущественно к баронам, с которыми он еще в начале своего правления заключил договор, закреплявший за ними все земли, приобретенные за сто лет феодальной анархии. К этому времени из 1550 крестьянских общин, существующих в королевстве, лишь 102 подчинялись непосредственно короне; остальные подпадали под юрисдикцию баронов и считались «вотчинными» землями.
В результате передачи ранее принадлежавших государству феодальных прав и судопроизводства отдельным баронам (кроме того, король Альфонс V Великодушный отказался и от сбора adoa (подушной подати, освобождавшей от военной службы), поступления в королевскую казну резко сократились. Пытаясь решить задачу ее пополнения, монархия увеличила и без того непомерные налоги и подати, взимавшиеся с крестьян. Это переполнило чашу терпения последних, и весь период с 1469 по 1475 г. прошел под знаком неслыханных по своему размаху крестьянских восстаний в деревнях Калабрии, которые были подавлены огнем и мечом. Так, по прошествии целого века бесконечных распрей и смут, королевство постепенно обретало внутренний мир. Но, как будет показано, затишье продолжалось недолго. На этот раз возмутителями спокойствия стали не низы, а верхи, организовавшие так называемый заговор баронов 1484 г. Переворот был подавлен, но могущество, дух корпоративизма и фронда баронов представляли отныне постоянную угрозу стабильности и территориальной целостности королевства.
Рождение Папского государства
Удивительный город средневековый Рим! Вобравший в себя черты одновременно и города, и деревни, он был сравнительно небольшим и заметно отставал по плотности населения от крупных городов Северной и Центральной Италии. Лишь руины напоминали о героическом прошлом столицы великой империи. Как и в других итальянских городах, в Риме существовали свои органы муниципального самоуправления, во главе которых стояли известные и уважаемые граждане. Однако реальная власть была сосредоточена в руках могущественных семейных кланов и феодальных партий, прежде всего рода Колонна и Орсини: в сопровождении вооруженной шайки своих приспешников они хозяйничали на улицах города и неоднократно вынуждали папу покидать Рим. Вечный город! Здесь предавали анафеме, сюда приезжали императоры в надежде получить корону. И подчас у римлян были все основания утверждать, что их город вновь стал центром мира. В дни объявленного Бонифацием VIII юбилея 1300 г.[136] улицы Рима едва вмещали в себя многотысячные толпы паломников. Людей было так много, что под их тяжестью рухнул мост. Впоследствии жители города стали свидетелями вторжения германского императора Людвига IV Баварского (1328) в сопровождении впечатляющей свиты и необыкновенной церемонии на Капитолии, о которой говорилось выше. Похоже, средневековый Рим жил, в сущности, двойной жизнью — обыденной, плебейской, и нарочито торжественной по особо важным случаям.
Эта двойственность нашла отражение в политике Кола ди Риенцо, одного из наиболее ярких персонажей итальянской истории. Сын прачки и трактирщика, выросший среди крестьян Чочарии, он был простолюдином и остался таковым вплоть до конца своей неординарной жизни. Когда же удача оставила Кола ди Риенцо и он был повешен за ноги, всех поразила его невероятная полнота. «Он напоминал огромного быка или корову, откормленную на убой», — писал неизвестный римский хронист. По его мнению, власть давала Риенцо возможность утолить древний пополанский голод. «И он обрел плоть и кровь, — сообщает римский хронист, — и лучше ел и лучше спал». Кола ди Риенцо любил свой город и был непоколебимо убежден в том, что он призван восстановить утраченное величие Рима. С молодости этот человек впитал в себя образы классики и подолгу бродил между молчаливыми свидетелями былой римской славы, вызывая тени героев древности: «Где же вы, великие римляне? Где высшая справедливость ваша?.. Как бы хотелось мне перенестись в вашу эпоху!»
Простота и искренность Кола ди Риенцо, его видения и фантазии, его необразованность, которая так пленяла интеллектуалов, сочетание наивности и мании величия, не говоря уже о том влиянии, какое продолжал оказывать на умы миф о величии Рима, — все это объясняет его необыкновенный, но кратковременный взлет. Отправившись в Авиньон в 1343 г. как посланник народа, Кола ди Риенцо вернулся в Рим нотариусом муниципальной палаты и пообещал горожанам провести в 1350 г. юбилей города[137]. Благодаря этому его популярность резко возросла, и он стал всерьез задумываться о взятии власти в свои руки, что и произошло в мае 1347 г., когда в ходе им же подготовленного народного восстания Риенцо было присвоено звание «трибуна свободы, мира и справедливости» Римской республики. Придя к власти, он не ограничился одним лишь наведением порядка в городе и пресечением смуты баронов. В его глазах Рим был призван стать главой мира и liberator urbis[138]. Преданный этой идее, Кола ди Риенцо обратился с посланиями ко всем правителям и всем итальянским городам. В них говорилось, что в праздник Пятидесятницы 1348 г. состоится торжественное собрание, на котором представители итальянских городов и государств назовут имя нового императора. Кола ди Риенцо писал, что пришло время лишить германских варваров права избирать императора[139] и Италия должна вновь стать «садом» империи. Эти идеи пользовались тогда большой популярностью не только у мыслителей ранга Петрарки.
Между тем торжественное собрание, назначенное на август 1348 г., не состоялось. Восстановив против себя знать и лишившись поддержки папы, обеспокоенного амбициозными замыслами трибуна, Кола ди Риенцо был вынужден покинуть город в декабре 1347 г. Так окончилось его правление. Однако оно не прошло бесследно, и папство было первым, кому планы Риенцо показались заманчивыми.
Свою основную задачу в период «Авиньонского пленения» (1309–1378) папство видело в том, чтобы наладить административные и финансовые механизмы курии и создать на этой основе светское государство. Формально это государство существовало еще с тех пор, когда франкский король Пипин Короткий передал в середине VIII в. в дар папе отобранные лангобардами у византийцев земли. Однако границы патримония Св. Петра оставались неопределенными на протяжении долгого времени. Лишь в начале XIII в., в годы понтификата папы Иннокентия III, было решено признать территорией патримония папские владения в центральной части Апеннинского полуострова. В середине XIV в. эти области уже не имели конкретного хозяина и представляли собой мозаику городов-государств, синьорий, отдельных коммун и монастырей. Одно из таких миниатюрных государств — Республика Сан-Марино — сохранилось до наших дней. Папы понимали, что объединение этих карликовых государств под главенством могущественной столицы могло бы привести к созданию более управляемого организма. И почему бы тогда Риму не
