— Что ж, есть над чем подумать… Наши котята будут родственниками. Давай поразмыслим над этим, хорошо?
Я соглашаюсь, и все уже идет согласно моему плану.
На следующий день я снова отправляюсь на собрание, и Фил спрашивает меня… о кошках.
— Кошки классные. Но разве мне нужен еще один повод для беспокойства? У меня и так уже почти нет времени на музыку.
Обычно мы не советуем друзьям бросить супруга, потому что, если они в итоге не расстанутся, советчика запомнят как урода, который пытался их рассорить. Однако в нашей ситуации нет ничего обычного, и я всей душой болею за Команду Фила.
— Тебе не нужна кошка, — говорю я. — Тебе нужна своя студия.
— Скажи это моей жене… Черт, мы в одном шаге от свободы. Ребенок через несколько месяцев уедет в колледж, а жена хочет привязать меня к дому кошкой.
— Разве она… Я не хочу лезть не в свои дела, но… Разве она не понимает, кто ты такой?
Он швыряет окурок в кучу листьев.
— Нет. В последнее время нет.
На следующий день я иду в библиотеку и захожу в твой кабинет.
— Хорошо, — говорю я. — Давай заведем котят. Я согласен.
Ты не отрываешь взгляд от монитора. Фил противоречит тебе на каждом шагу, а я — в Команде Мэри Кей.
— Надо же, — говоришь ты. — Как быстро ты решился… Имя выбрал?
Я сажусь в кресло, ты чешешь ключицу, я закидываю руки за голову и улыбаюсь.
— Чески, — говорю. — Маленький Чески Голдберг.
— Ой, как я люблю всякие суффиксы…
Ты произносишь «суффикс» похоже на «секс», и ты, самая умная и сексуальная женщина на планете, показываешь мне фотографию котенка, который тебе нравится больше других. Рисунок на его шерстке напоминает очертания костюма.
— Взгляни на этого малыша. Он уже принарядился и готов выйти в свет.
Я советую тебе назвать его Оньком, а ты стонешь, мол, только не Оньком, и я мечтаю о долгой, томной субботе, проведенной за выбором кличек для котят.
— Значит, их трое, правильно?
— Да, — киваешь ты.
— Хорошо, тогда после работы мы идем за Чески, Оньком и Ушкой.
Ты бросаешь пустой стаканчик в мусор и говоришь, что Номи сама не знает, чего хочет. Снова начинаешь заступаться за свою крысу. Говоришь, что Номи хочет котенка, а не кошку и котенок скоро вырастет. Ты пожимаешь плечами.
— Ничего не поделаешь. Такова судьба всех котят.
Ты фаталист, тебе нужно поверить в судьбу. И в меня. Я беру одну из твоих безделушек и предлагаю:
— А если я заберу всех котят — Чески, Онька и Ушка, — а ты потом возьмешь одного, когда будешь готова?
— Ты такой милый, Джо! — Верно, я милый. — Но трое котят… Что будет с твоей мебелью?
— В квартире много места. Куплю разные игрушки, когтеточки… — Я домосед, а Фил домокрушитель, и ты теребишь свою ручку. — Идея появилась давно, еще когда у меня был свой книжный магазин… Ну, знаешь, в каждом книжном должен быть кот.
— И в каждом винном погребе… Давай поступим так. Я возьму одного, и ты одного. А Оньк поселится в твоем борделе. — Ты почти мурлычешь. — Только при одном условии. Малыша в костюмчике нельзя называть Оньком. Так нельзя, Джо. Надо придумать другое имя.
Я мурлычу в ответ, черт возьми.
— Я не привык отступать, Мэри Кей.
* * *
Три дня спустя все мои руки в царапинах, и я человек с тремя котятами. Также я гордый владелец гитары «Гибсон», и я чихаю (надеюсь, скоро мой организм приспособится к шерсти вокруг), а Фил машет руками. Неистово.
— Хватит, чувак. Не хочу подхватить то, чем ты болеешь.
Он ворчал и на собрании, и после него. Я извиняюсь, Фил отмахивается от моих слов.
— Ты не виноват, — говорит он. — Просто жена обиделась из-за котов. Постоянно показывает мне видео с котятами.
Я отправляю тебе видео, и тебе нравится, что я не публикую их в интернете, что они предназначены только для тебя, для меня, для нас. А теперь выясняется, что ты показываешь их мужу (ха!), и он затягивается сигаретой.
— Ладно, — говорит. — Пора по домам.
Он идет домой к тебе (несправедливо!), а я иду домой к Чески, Оньку и Ушку, которые не просто исключительно милы. Они также дают нам повод круглосуточно общаться. Ты присылаешь мне ссылки на игрушки для кошек, и ты «слишком занята подготовкой к Рождеству», чтобы приехать и познакомиться с нашими котятами, а я тоже занят, подталкивая Фила к решительным действиям и мысли о том, что музыка важнее всего прочего. Близится Рождество, Фил с каждым днем чуть ближе к краю, и я ежедневно отправляю тебе фотографии, в основном Онька. Ты отвечаешь, что от такой милоты можно и умереть, я ухитряюсь как-то заснуть, а на следующий день иду на собрание, где Фил строчит в телефоне песню о том, как жена не дает ему прохода из-за чертовых кошек и книжных магазинов.
Я прихожу домой после собрания, играю с котятами и читаю твиты Фила.
Скорей бы, черт возьми, уехать на гастроли. Филистимляне# Всем мир#
СакриФИЛа вызывали? Рождества не будет# Всем мир#
Аккуратнее с акулами внутри ваших акул, филистимляне… Всем мир#
Что вы делаете, если жена сидит в печенках? Прошу дружеского совета Всем мир#
Чески, Оньк и Ушк очаровательны, они царапают альбомы «Сакрифил», купленные через интернет, но я не могу сидеть сложа руки. Не сегодня. Я хочу тебя увидеть. Хочу посмотреть, как рухнет твой брак. Надеваю толстовку, беру бинокль и выхожу за дверь.
В лесу холодно, в лесу темно, а твои окна светятся, и я вижу тебя, Мэри Кей. Ты листаешь книгу, и в комнату входит твоя крыса, а ты не поднимаешь глаз. Ты показываешь ему средний палец, он хлопает дверью, и ты теперь моя. Ты больше не любишь его. Ты любишь меня.
Удар обрушивается из ниоткуда.
Что-то твердое бьет между лопаток. Бинокль — вниз. Я — вниз. Еще один удар, ногой в спину, я тяжело дышу — бедные мои ребра. Снова удар. Бам! Я стою на коленях, во рту вкус крови; еще один пинок — и я падаю на камни. Корни впиваются в спину, на грудь опускается ботинок, и я узнаю этот ботинок. Я видел его. Тяжелый, якобы-армейский-но-не-совсем.
С хрипом из моего рта вырывается имя:
— Меланда?
12
— Так и знала! — Меланда сжимает в руке перцовый баллончик, розовый, словно «Кадиллак» твоей матери. — Так и знала, что ты извращенец! С самого первого дня. Хватило двух слов: Вуди Аллен.
Твою мать. Твою мать.
— Меланда, ты все неправильно поняла.
Она бурчит:
— А ты, конечно, мне сейчас объяснишь. Не утруждайся, я знаю, чем занимаются извращенцы.