сказал я.
— Вот и чудно. С собой берите лишь самое необходимое, желательно — новое.
— Я не Плюшкин какой-нибудь, — вяло возразил я. — Мусором не зарастаю, ты сама видела.
— Князю неважен мусор. Вик, за последние годы вы пропитались бедностью, отчаянием, болезненным прошлым — и всё ещё не избавились от этого запаха до конца.
И чья, спрашивается, это вина? Кто-то из присутствующих в этой машине взялся меня «оберегать», причём не только путём убийства начальника. Впрочем, сейчас не было времени на выяснение отношений.
— Как насчёт вещей, дорогих, как память?
— Их можно. Но всё остальное лучше сжечь.
— Фигурально?
Анна очень выразительно на меня посмотрела, но затем со вздохом покачала головой.
— Просто поторопитесь, прошу вас.
Подъезд дома, в котором я прожил последние два года, был ровно таким же, как и пару часов назад. Ровно таким же, каким был всегда — с железной дверью, выкрашенной чёрной краской, рядом с которой висел неработающий домофон. Внутри ждала ещё одна дверь, деревянная и рассохшаяся, оставшаяся с незапамятных времён. За ней начинался первый этаж, где какой-то гад постоянно скручивал лампочки, но баба Нина с железным упрямством поставляла свежие. На то, чтобы установить в подъезде видеокамеру её пенсии не хватало, но на запас лампочек — вполне.
Сегодня свет не горел, но нельзя сказать, что это представляло большую проблему. Просто надо было подняться на пятый этаж, набить большой рюкзак, купленный мной пару месяцев назад, «самым необходимым» и спуститься вниз. Хозяину квартиры отзвонюсь завтра и верну ключи в городе, пусть с оставшимися вещами делает, что хочет — хоть продаёт, хоть выкидывает. Три месяца назад подобное решение вогнало бы меня в тоску, но именно такие ощущения и притягивают Князя.
Туда и обратно. Вверх и вниз.
Во время подъёма наверх, между вторым и третьим этажом, чувство «неправильности» вернулось, неприятно щекоча дальние углы подсознания. Не настолько сильное, как это было между гаражей, так, лёгкая тень. Впрочем, когда я открыл дверь в квартиру, оно тут же рассеялось.
Ему на смену пришло другое — неожиданное ощущение уютного дома. Я поймал себя на том, что хотелось раздеться и разуться, принять горячий душ, заварить чаю и посидеть за старым компом, играя в старые добрые игры, пока не настанет время спать. Даже не обязательно было возвращаться в Полночь — просто растянуться на любимой тахте, укутаться в плед и увидеть обычный хороший сон, по которым я успел слегка соскучиться. Неужели я не заслужил капельку покоя посреди этой нервотрёпки? Зачем куда-то торопиться, бежать, собирать вещи? Переезд можно оставить на завтра, на конец недели, а то и вовсе на весну. Опять же, отель и съём новой квартиры будут стоить денег, а если я потрачу премию с работы и подарок Богданова, то нечем будет отдавать кредиты. С такими делами нельзя спешить…
Я дождался, пока в потоке вялотекущих убаюкивающих мыслей образуется пауза, а затем трансформировал передний ряд зубов в зубы пираньи и до крови вцепился себе в левую ладонь!
Острая боль вмиг прочистила мозги, заставила действовать. Ранки от зубов быстро затягивались, пока я запихивал в рюкзак свежее нижнее бельё, смену домашней одежды, жёсткий диск от компа, зарядник для телефона, паспорт и другие документы. На самый низ отправились доллары Богданова — надо было ещё раньше отнести их в банк и перевести в «цифру», но задним умом все сильны. Дальше шли по-настоящему важные вещи. Пара любимых книг, оставшихся от родителей, немногочисленные фотографии, включая ту, что стояла в рамке на столе. Нищему одеться — только подпоясаться, но от этой памяти я не был готов отказаться.
А всё остальное — в самом деле, гори оно огнём. Фигурально, понятное дело.
Закинув набитый рюкзак за плечи, я быстро подогнал лямки и бросил последний взгляд на комнату, где прожил далеко не лучшие годы своей жизни. Это место не было виновато, что стало символом несчастья и бедности, оно как могло справлялось со своей задачей. Но сейчас пришла пора двигаться дальше.
Быстрым шагом я вышел в коридор — и успел лишь слегка удивиться, почему дверца одёжного шкафа оказалась открыта. Я ничего оттуда не забирал и ничего туда не вешал…
'Во тьме дневной, в сиянии ночи
Свеча горит, и пламя той свечи
Чернее звёзд и крови холодней
Во сне Йхтилла'
Хорошо, что от неожиданности я затормозил. Поскольку, если бы голос Князя не сбил меня с толку, то я бы продолжил бежать ко входной двери — и угодил бы прямиком к нему в руки. В руку, точнее, четырёхпалую бледную руку, где на каждом пальце было не менее четырёх фаланг.
В руку, что прямо сейчас высовывалась из моего шкафа, занимая при этом всё пространство прихожей. Она ощупывала стены, сжималась и разжималась, шевелила пальцами и постепенно продвигалась всё дальше.
Твою. Же. Мать.
Я отступил — быстро и относительно бесшумно, лихорадочно пытаясь сообразить план действий. Очевидный вариант — пальнуть из Райнигуна и надеяться на лучшее. Но Альхирет пережил прямое попадание в голову, более того, перешёл на свою более мощную форму. Эргалис предупреждала, что мой фамильный револьвер не способен её убить, и явно не врала. Допустим, я проделаю в чудовищной конечности Князя несколько красивых дырок, что дальше? Она точно поймёт, где я стою, сможет беспрепятственно до меня дотянуться, и…
Тем временем конечность продолжала тянуться и щупать всё вокруг, заняв прихожую и перейдя к коридору. Между отходом в кухню или комнату я выбрал комнату — немного больше пространства для манёвра, хотя толку от того всё равно было чуть. Что я сделаю, спрячусь под кроватью, накрывшись одеялом? Позвоню в полицию, пожарным?
«Здрасьте, у меня тут из шкафа вылезла рука хтонического чудища из другого измерения, вы не могли бы запихнуть её назад?»
Рука тем временем сделала те же выводы, что и я, и теперь вежливо стучалась в дверь комнаты. Не было никаких сомнений, что она справится со старым хлипким замком и вот-вот проникнет внутрь.
Я обернулся, всё ещё пытаясь сообразить, можно ли хитро спрятаться, отстреляться, прорваться ко входной двери… как вдруг мой взгляд остановился на окне.
В самом деле, мне не очень-то и нужна входная дверь.
В самом деле, если покидать старое жилище, то с музыкой.
Я рванулся к окну и распахнул его, срывая полоски липкой бумаги, что закрывали щели в старом дереве. Ледяной ветер тут же почувствовал волю, проник в комнату, заполнил
