способ развития. В некоторых случаях можно разглядеть зачатки системы единонаследия. Там же, где их не было, гидравлические правители следили за тем, чтобы усилия изменить существующий способ наследования ни к чему не приводили. Они достигали этой цели разными методами, среди которых самым эффективным была стандартизация закона о дроблении наследства.
В феодальных и постфеодальных обществах Запада более позднего периода землевладельцам удалось создать однобокую систему наследования, по которому все имущество умершего переходило к старшему сыну. Так получилось потому, что эти люди были вооружены и политически организованы в масштабе всей страны. В гидравлическом же обществе представители частной собственности не имели сил для создания столь же консолидированных и мощных форм собственности, во-первых, потому, что государственная монополия на вооруженные действия не позволяла держателям собственности создавать независимую армию, а во-вторых, потому, что правительственная сеть организаций (барщина, государственная почта и разведка, объединенная армия и всеобщее налогообложение) не позволяла держателям собственности защищать свои интересы с помощью эффективной национальной организации.
В таких условиях борьба за или против раздела собственности не приобрела политической окраски, как в Древней Греции, абсолютистской Европе и Соединенных Штатах Америки. К тому же, в отличие от районов открытого конфликта, гидравлический мир не поддерживал политические аргументы, которые оправдывали – или, наоборот, угрожали уничтожить – закон раздела наследства.
Организационное бессилие гидравлических владельцев собственности
Как вооруженная вездесущая организованная сила гидравлический режим преобладал в стратегических центрах мобильной собственности, в городах, а также в главной сфере недвижимости – сельской местности. Города этого режима были административными и военными оплотами правительства; ремесленники и купцы не имели возможности стать его серьезными политическими противниками. Их профессиональные ассоциации не нуждались в прямой связи с государством, но они не смогли создать сильные независимые центры корпоративной бюргерской власти вроде тех, что появились во многих местах средневековой Европы.
В сельской местности дела обстояли не лучше. Землями владели богатые купцы. Их организации были очень слабыми, как и у представителей мобильной собственности, или – что встречалось гораздо чаще – землей владели чиновники и священники. Какая-то их часть представляла собой организованную в национальном масштабе бюрократию. Эта бюрократия могла позволить своим членам, владевшим собственностью, или людям, связанным с ней, создавать местные организации вроде китайских «носителей поясов» (неправильно переводимых как «сельское дворянство»), а также священников разных вер или храмов. Но это не позволяло координировать земельную собственность в масштабе всей страны путем создания независимых корпораций или поместий.
Держателям семейных наделов в странах исламского Ближнего Востока запрещалось делить свои земли, поскольку они должны были служить религиозным и благотворительным целям. Но хотя этот надел временно снабжал продуктами того, кому был дарован, а также его наследников, он не являлся ни обеспеченной, ни свободной, ни сильной формой собственности. И хотя семейный надел довольно редко подвергался конфискации, он мог быть в любую минуту отобран в пользу государства. С этих наделов брали налог; те, кто их держал, не могли объединить свои силы, создав политическую организацию, которая охватила бы всю страну.
Семейный надел напоминал по своему назначению, но не по своим непосредственным функциям земли, которые держали храмы и священники. Но, в отличие от религиозных функционеров, светские держатели не принимали никакого участия в общественной жизни из-за своего положения, похожего на положение рантье. Храмовые земли, как и земли светских учреждений, были неделимы, но отношения между гидравлическим государством и господствовавшей в ней религии отличались тем, что державшие землю священники не принимали никакого участия в борьбе за ограничение абсолютистского режима конституционными мерами.
Да и бюрократы, державшие землю, – как те, что служили в храмах, так и те, что не имели никаких должностей, – не смогли создать ни одной национальной организации, способной защитить их права от поборов и легального давления со стороны государственного аппарата. Их вполне удовлетворял тот факт, что эти земли обеспечивали им комфортную жизнь; они доверяли создание национальной интегрированной системы и ее управление тем людям, которые служили в аппарате власти. Политическую импотенцию восточного общества наглядно продемонстрировал один китайский генерал, который сделал вид, что интересуется исключительно приобретением земли. Его не смутило даже то, что ее держат сами аппаратчики[8].
Гидравлический режим ставит себе на службу доминирующую в стране религию
Аналогичные причины приводили к сходным результатам и в области религии. Гидравлическое государство, не позволявшее иметь ни независимых военных лидеров, ни собственников, препятствовало появлению независимых от него религиозных центров власти. Ни в одном из гидравлических обществ господствующая религия не отделяла себя от властей государства и не превращалась в национально (или интернационально) интегрированную автономную организацию.
Единственная, доминирующая и второстепенная религия
Доминирующая религия может не иметь видимых конкурентов. Так часто происходит в примитивных культурах, где единственными представителями гетеродоксальных идей служат колдуны и ведьмы. Здесь не существует проблемы выбора, и гидравлические лидеры с готовностью идентифицируют себя с доминирующей религией.
Второстепенные религии обычно рождаются и распространяются при относительно дифференцированных институционных условиях. Там, где им дают шанс закрепиться (неиндуистские религии в Индии, даосизм и буддизм в конфуцианском Китае, христианство и иудаизм в странах ислама), правители со временем начинают идентифицировать себя с доминирующей доктриной. Нет нужды объяснять, что в современном значении слово «доминирующий» относится к социальным и политическим аспектам того или иного вопроса. Оно не имеет никакой религиозной окраски. Вопрос о том, являются ли догматы доминирующей в том или ином обществе религии верховными, – это совершенно другой вопрос (да и законен ли он), но в сферу нашего исследования ответ на него не входит.
Религиозные власти, связанные с гидравлическим государством
Гидравлический режим – в отдельных случаях (квази-) иерократический (священный)
Чтобы определить, какие отношения существовали между гидравлической властью и доминирующей религией, следует в первую очередь отказаться от широко распространенного заблуждения. В гидравлическом мире, как и в других аграрных сообществах, религия играет огромную роль, и представителей церкви всегда бывает очень много. Тем не менее важная роль какого-нибудь института не обязательно требует его автономии. Как уже говорилось выше, армии гидравлических стран, существующие на деньги государства, обычно многолюдны, но те же самые факторы, которые делают их такими, помогают им сохранять свое зависимое положение от властей.
Разумеется, церковь нельзя сравнивать со средствами обороны. Но в обоих случаях размер организации зависит от ее близости к правительству – чем ближе, тем она крупнее, поскольку подобное положение позволяет мобилизовывать огромные денежные ресурсы.
Большинство гидравлических цивилизаций обладает огромным числом священников, которые пользуются большим влиянием в обществе. Между тем это не дает нам права называть эти цивилизации иерократическими, то есть управляемыми
