между чугунными прутьями и раззявила рот.
Только тут Зина уловила разницу между двумя однорукими тварями. В отличие от маленькой, большая имела лик совсем даже не кукольный. У неё лицо было вполне человеческим, хотя и лишенным всяческих признаков жизни. И черты этого лица были поповской дочке прекрасно знакомы. Да что там: она знала их лучше, чем чьи-либо еще на всем свете! У большой твари было лицо самой Зины.
Поповская дочка хотела закричать — криком развеять наваждение. Но внезапно ощутила, что её рот наполнила слюна — как если бы девушка увидела свежайший фрукт на дереве и ей загорелось во что бы то ни стало его испробовать. А в следующий миг кукла с раздавленной головой влетела, словно бабочка в сачок, в раскрытый рот Зининой двойницы, который тут же и захлопнулся.
Секунду или две Зина не могла дышать — как если бы подавилась громадным куском полусырого мяса. Но затем, собрав все свои силы, поповская дочка сделала глотательное движение — и комок проскочил из её горла дальше, вниз. А её двойница в лазоревом платье высунула кончик языка, облизнула губы, поглядела из-за ворот прямо в глаза поповской дочке — и улыбнулась ей.
Вот тут-то Зина и закричала.
4
Коричневая эфиопская рука тянула Иванушку вверх — то и дело ударяясь многочисленными локтями о стенки колодца. И при каждом таком ударе купеческого сына мотало взад-вперед, как если бы он снова стал Ваняткой на белой лошадке. Сама коричневая рука при этом словно бы укорачивалась. И до Иванушки долетали сухие, щелкающие звуки — которые он слышал, даже невзирая на свои раскачивания в колодце. Купеческий сын решил: каждый щелчок означает, что очередной локоть длиннющей руки втягивается обратно — в мертвое тело Кузьмы Петровича.
От этой мысли у Иванушки разом заныли все зубы. Но — мысль эта явно была верной. Он по-прежнему видел над колодцем согбенную тень. А деду нужно было куда-то девать свою руку, поднимающую внука, чтобы не сходить с места.
Рука тянула Ивана Алтынова вверх не быстро. Но вот — голова и плечи Иванушки поднялись над краем колодца. И купеческий сын мгновенно за этот край ухватился, перевалился наружу. А в следующий миг дед отпустил его ворот. Раздалось еще два сухих щелчка, и рука Кузьмы Петровича Алтынова полностью спряталась в его черном рукаве — снова стала обычной длины.
Иванушка кое-как выполз из колодца, встал на четвереньки, а потом поднялся на ноги. Вола стекала с него потоками, и Эрик отпрянул от хозяина в сторону — явно не желал замочить лапы. А вот Иванушкин дед с места не сдвинулся — только запрокинул лицо, чтобы скрюченная спина не мешала ему смотреть на внука.
— Дедуля, — произнес Иванушка просительно, — а не мог бы ты подать мне знак — намекнуть, где сейчас…
Однако договорить купеческий сын не успел: до его ушей долетел протяжный и безнадежный девичий крик. И был он таким громким и пронзительным, что Эрик, услышав его, от неожиданности подпрыгнул, а потом крутанулся на месте. Да так стремительно, что белый браслет на его левой задней лапе словно бы прочертил молнию перед глазами Иванушки.
Даже не глянув больше на деда, Иван Алтынов метнулся к лишенному двери выходу из фамильной усыпальницы. И выскочил наружу, даже не оглядевшись по сторонам. Если бы сюда вернулись живые мертвецы, которых Иванушка давеча отогнал, его вряд ли спасло бы даже за то, что по пятам за ним рысью бежал Эрик. Иванушка заметил своего кота, когда тот коротко мяукнул — без предостережения, просто извещая о своем присутствии. По счастью, дорога была свободна — и купеческий сын помчал к воротам погоста, со стороны которых продолжали долетать крики.
О том, что бежит он с пустыми руками — оставив где-то вывороченный из земли чугунный крест — Иван Алтынов вспомнил только тогда, когда очутился на месте своей предыдущей битвы. И увидел свой шестик с белой тряпицей, торчащий из головы поверженного мертвеца. Иванушка подскочил к нему и снова попытался выдернуть свое оружие. Но опять — без всякого результата.
Тут девичий крик, смолкший было на пару мгновений, вновь повторился. И теперь в нем сквозило беспредельное отчаяние — как ни странно, перемешанное с гневом.
Иванушка выпустил махалку, решив: он побежит как есть — безоружным. А там — будь что будет. Но тут рядом с его боком возникла коричневая и многократно изломанная длань.
— Дедуля? — Изумился Иван Алтынов. — Как же ты сумел так быстро меня нагнать?
Его дед ему не ответил. Он вообще не произнес ни слова с тех пор, как Иванушка увидел его восставшим из мертвых. Вместо этого он цепко ухватил за шестик с тряпицей и без всяких усилий высвободил его.
Глава 10. Самозванка
1
Иванушка увидел две вытянутые тени, которые выглядели бесконечно длинными — чуть ли не как железнодорожные рельсы. Одна была — тень от его шестика-махалки, а другая — тень от руки его деда Кузьмы Петровича. Дедова рука, впрочем, почти сразу и укоротилась — издав еще несколько сухих щелчков. А высвобожденную палку одноглазый купец положил наземь — к ногам своего внука. Явно намекал: тому нужно это оружие взять, да поскорее.
Иван Алтынов схватил палку с изгвазданной тряпицей на конце, и снова длиннейшая тень рассекла землю на погосте. Странное дело: столь же длинные тени купеческий сын мог видеть и давеча возле ворот. То есть, по всему выходило: солнце уже тогда опустилось почти что к самому горизонту. Но с тех пор минуло уже не менее часа — а оно так и не закатилось. Разве возможно было такое? Даже скромный домашний учитель сумел донести до Иванушки простую мысль: замедлить или ускорить движение солнца невозможно. Равно как повлиять на ход времени вообще: сделать день — ночью, или зиму — летом.
— Может быть, — прошептал Иванушка едва слышно, — мне всё это просто мнится? Я упал в колодец и вот-вот утону. А в предсмертном бреду мне видится дед. И слышатся крики Зины. И чудится заходящее солнце. Только на самом деле ничего этого нет…
И, словно отвечая его мыслям, девичьи крики, доносившиеся со стороны ворот, и вправду смолкли.
Иванушка сорвался с места и снова пустился бежать со всех ног — молясь, чтобы ему не опоздать. Он даже не оглянулся — поглядеть, следует ли за ним дед, и не отстал
