и я вроде не собираюсь забирать свои игрушки и уходить домой.
Морщины у него на лбу стали глубже.
— Мне было бы очень неприятно, если бы ты так поступила. Я… благодарен тебе за общество, хотя и жаль, что из-за всего произошедшего ты тоже рискуешь.
Она вздохнула:
— Не стоит нам спать в одном спальнике.
Он низко опустил голову и признался:
— Я хочу тебя.
В нее как будто ударил разряд тока. Она вскинула голову и посмотрела на него.
— Сейчас… не время, — еле слышно ответила она.
Он поднял голову, казалось, он прожигает ее взглядом.
— Знаю, поверь. Я не стану тебя принуждать. Не буду. — Уголок его рта дернулся как будто в улыбке. — К тому же у того из нас, кто будет внизу, скорее всего, окажутся сломанными несколько позвонков.
Она нахмурилась, прикрывая потрясение и возбуждение.
— Я думала, твой коврик лежит на ровной земле.
В его глазах заплясали веселые огоньки.
— Шутишь? Я просто привык… не обращать внимания на неудобства. — Он пожал плечами.
Клер рассмеялась:
— Знаешь, тем неотразимее твое предложение спать вместе!
— Можешь лечь сверху, — хрипло предложил он.
— Вчера ночью примерно так и было, — призналась она, густо покраснев.
— Знаю.
Его хриплое признание заставило ее растаять, чего она совершенно не могла себе позволить. Он ведь на самом деле мужчина-загадка! И даже если он — тот, за кого себя выдает, значит, он одиночка с трудным детством, ему всю жизнь не хватало любви и ощущения безопасности; он занимается опасной работой, из-за которой будет неделями и месяцами отсутствовать в Сиэтле… Где же он будет? Она не знала. В Анкоридже? Сан-Франциско? Майами?
— Наверное, сегодня я лучше останусь в своем спальнике, — сказала она севшим голосом.
Жар у него в глазах не уменьшался, но спустя какое-то время он кивнул:
— Я дам тебе несколько минут уединения.
— Спасибо.
Он попятился и выполз из палатки, оставив ее одну.
Адам решил сегодня держать спрей от медведей поближе. Как оказалось, в этом не было необходимости. Клер уже поставила оба баллончика так, чтобы они могли без труда до них дотянуться.
Нет, она не могла спать, но лежала совершенно тихо, когда он влез в спальный мешок с ней рядом.
Адам заставил себя думать о завтрашнем дне. Плечо болело меньше, чем он ожидал после вчерашней тренировки. Конечно, они пробыли на воде совсем недолго, но он очень старался грести быстрее, забыв все приемы, какие Клер пыталась вдолбить ему в голову.
Он внушал себе, что Бойден и Гиббонс возникали всякий раз, как они с Клер пытались куда-нибудь передвинуться. Если их лагерь где-то неподалеку, если они не вернулись на корабль, все плохо. Адам многое бы отдал, чтобы выяснить, где они.
По крайней мере, у них с Клер есть преимущество: каяки передвигаются бесшумно.
Прошло довольно много времени, но, в конце концов, ему показалось, что он сможет уснуть. Клер лежала так неподвижно, что он понял: она тоже не спит. Адам надеялся, что она рано или поздно задремлет, и ему можно будет расслабиться, но может быть все наоборот. Его израненное тело, наверное, нуждалось во сне, чтобы исцелиться.
Когда он открыл глаза, была ночь. Ему показалось, что он услышал голос — гортанный и требовательный. Черт! Он попытался сесть и механически потянулся к оружию, которое должно было лежать у него под подушкой, но Клер схватила его за плечо.
— Медведь! — прошептала она.
Звуки возобновились. Потом она сказала нечто более тревожное:
— Медведи!
Во множественном числе.
Послышался скрежет. Когти что-то рыли в темноте?
Адам схватил баллон со спреем. Все равно что стоять против бандита с полуавтоматическим пистолетом, когда у тебя в руке только пугач. Неприятно было ощущать себя совершенно беззащитным.
Шарканье, шелест травы — и что-то врезалось в бок палатки, вдавив его внутрь.
— По-моему, там медведица с медвежатами.
Черт побери! Медведица наверняка учуяла их с Клер. Кажется, у медведей плохое зрение, и они полагаются на мощное обоняние?
Клер по-прежнему прижималась к нему, впившись кончиками пальцев ему в предплечье. Он не возражал. Сердце у него билось учащенно. Адаму еще не приходилось сталкиваться с такой угрозой, и он не знал, что делать.
Снова шорох, ворчанье — потом кто-то как будто взвизгнул. Медведица приказывает что-то медвежатам, а они не слушаются?
Они с Клер сидели совершенно неподвижно.
Хрустнула ветка. Другие ветки шелестели и качались.
Наконец наступила тишина. Но он по-прежнему не двигался, прислушиваясь к малейшему шороху.
— О боже мой! — Клер отпустила его и легла на свою пенку.
Адам тяжело вздохнул. Он понятия не имел, сколько прошло времени после того, как открыл глаза, но думал, что минут пятнадцать, а то и больше.
— Страшно было, — призналась Клер.
Он посмотрел на нее, слушая ее голос, потому что в темноте он ее, конечно, не видел.
— Точно.
Вдруг она засмеялась.
Он ничего не мог с собой поделать. Наклонился над ней и, несмотря на темноту, ухитрился найти ее губы. Он должен был ее поцеловать. Его напряжение, копившееся несколько дней, теперь прорвалось. Наступила отдача.
Он действовал не так нежно, как ему бы хотелось. Когда ее губы разомкнулись, он нырнул внутрь, его язык устремился в нежные глубины ее рта. Его руки сжимали ее голову; потом одна скользнула ей за шею. С ее губ слетали нечленораздельные звуки; она тоже схватила его, одной рукой сжала ему предплечье, другой гладила по плечу. Он бы сейчас отдал все, что угодно, за то, чтобы видеть ее, но они обнимались в полной темноте. Он опустился на локоть и повлек ее за собой. Она прошептала его имя и прикусила ему губу. Когда он влез в ее спальный мешок и нашел ее грудь, она застонала и выгнула спину, чтобы теснее прижаться к нему.
Адам весь горел, ему отчаянно хотелось вылезти из своего спального мешка, прижать ее женственное тело к себе. Но вскоре пришлось отстраниться и взяться за молнию. Расстегнуть ее удалось не сразу. Услышав треск молнии, Клер замерла.
— Что же мы делаем?!
В ее голосе послышался страх. Адам тоже заставил себя остановиться.
— Клер!
— Я не могу! — Она убрала от него руки и попыталась отстраниться, насколько позволял ее спальный мешок.
Никогда еще желание так не мучило его, но ему удалось изображать спокойствие.
— Ты сказала «нет». Я тебя услышал. Пожалуйста, не бойся меня.
Он ждал. Наконец она очень-очень тихо произнесла:
— Я тебя не боюсь. Гораздо больше… я боюсь себя.
Глаза у него закрылись, он боролся с собой.
— Клер, мы поцеловались, только и всего.
— Мы…
Они
