глубин культуры, искусства, музыки, поэзии, литературы?
Появится ли тот человек из великих утопий всех времен – венец планетарного творенья, для которого примат духовного над материальным станет основой основ, целью существования?
Нет, нет и нет!
Проблема туалетной бумаги остается, но выворачивается иной, не менее непристойной, стороной и даже становится куда более многосложной, отнимающей у человека, по сути, не меньше времени, чем советская проблема ее доставания.
Нужно сделать все возможное, чтобы ухитриться купить бумагу дешевле, ведь она может стоить от одной до десяти крон за упаковку. Но вот беда! Бумага подешевле может оказаться не столь плотно свернутой в рулон, тогда выгоднее покупать бумагу чуть дороже, но более плотно свернутую, тогда будет больше бумаги за те же деньги. Но здесь возникает еще одна проблема.
За те же деньги в разных магазинах можно купить бумагу разного качества, более или менее жесткую, следовательно, предпочитаем магазин, в котором продают менее жесткую.
Но теперь надо узнать, нет ли такой бумаги за еще меньшие деньги, то есть нет ли в каком-нибудь магазине специального приглашения купить сразу 20 рулонов подобной бумаги, но по оптовой цене. Есть такое приглашение!
Вы мчите туда, на другой конец города, но по пути отвечаете на звонок вашего сотового телефона и в разговоре узнаете, что в каком-то магазине те же 20 рулонов бумаги вы можете получить бесплатно. Но при условии, что вы купите других товаров на сумму не менее 500 крон.
И поскольку вам все равно предстоит покупать эти товары раньше или позже, то вы принимаете решение: изменить маршрут – купить товары и за это получить бесплатную бумагу.
Вы мчитесь в этот магазин, но, приехав и посчитав, убеждаетесь, что остальные товары в этом магазине дороже, чем в вашем, и вы не выиграете, а даже проиграете на «бесплатной» бумаге. К тому же эти 20 рулонов жестче, чем те, за которыми вы гнали. Но теперь вы отъехали так далеко от приглашавшего вас магазина, что если поедете туда снова, то стоимость бензина будет уже намного превышать ту сумму денег, которую вы выиграете на дешевой бумаге. Вы попадаете в сложнейшую ситуацию, из которой очень трудно выпутаться. Вы досадуете, у вас может развиться депрессия. День безнадежно пропал.
То, что я описал здесь, – гротескная модель поведения в утопии. Можно не поверить в реальность подобного поведения, если бы не одна совсем не смешная деталь: если повезет и можно сэкономить на покупке бумаги всего один доллар, а на следующий день столько же – на приобретении хлеба, то за год наберется больше трехсот сэкономленных долларов.
А именно столько стоит поездка на остров Крит с двухнедельной гостиницей, включая самолет туда и обратно.
Мы не будем здесь рассуждать: бумага ли слишком дорога или Крит слишком дешев, но в свете вышеизложенного проблема поисков бумаги и хлеба подешевле выглядит не столь уж комичной или нелепой.
Естественно, речь здесь не идет о крупных бизнесменах или других, чьи доходы резко возвышаются над средним по стране уровнем.
Речь идет о среднем шведе, или, как его называют здесь, «среднем Свенссоне».
А если все же удастся сэкономить время и купить бумагу сразу, или (что еще лучше) материальное положение позволяет не искать бумагу подешевле? Чем займется человек, у которого свой дом в 200 квадратных метров, приличная машина, работа, гарантирующая безбедную жизнь, а в будущем – пенсию, которая вполне обеспечит беззаботную старость? Да ведь у этого счастливчика есть телевизор с десятками, а то и сотнями каналов.
У телевизора и проведет свое свободное время наш герой.
А теперь – антитезис.
Мы очень много говорили и продолжаем говорить о великой русской культуре.
И все это – правда. Но не вся правда.
С одной стороны, действительно, Чайковский и Достоевский, Гоголь и Чехов, Пушкин и Пастернак, Мусоргский и Рахманинов, Шагал и Малевич, Булгаков, Лесков, Римский-Корсаков, Шостакович и т. д. Но, с другой стороны, как эти великие, так и их «потребители» – всего лишь невероятно тонкий слой культуры.
Как ни страшно это звучит, но речь может идти, скажем, не больше чем о двух или трех процентах россиян, потребляющих подлинную культуру. Остальные девяносто семь (увы и ах!) – это поклонники попсы, всякого рода подделок, причем часто настолько низкопробных, что трудно поверить в то, что это можно воспринимать всерьез.
Таким образом, если говорить о культуре в глубину, то два-три процента у нас – люди именно подлинной культуры.
Но как только мы затронем культуру в более массовом аспекте, то окажемся на одном из последних мест в мире.
Причем чем дальше от Москвы, тем меньше культуры.
В этом случае западная культура куда более демократична и не цент- робежна.
Два примера.
1998 год. Крохотный шведский городок Коппарберг с населением в 5000 человек.
То, о чем я буду писать дальше, для русских, которые никуда не выезжали и с подобным не сталкивались, покажется сюрреализмом.
Концерт местного симфонического оркестра и хоровой капеллы (!!!).
В программе – Фортепианный концерт Моцарта ля-мажор и месса Шуберта.
На сцене – 130 человек, в зале – около пятисот. Если вычесть из общего числа населения города количество грудных детей, детей постарше, а также тех, кто вынужден остаться с детьми дома (ибо концерт вечерний), то можно примерно сказать, что каждый пятый житель города играл в оркестре, пел в хоре или находился среди слушателей в зале. Я сидел в зале, слушал и завидовал (как черной, так и белой завистью).
Еще один эпизод.
Один из моих первых концертов в Швеции. Мы едем все дальше и дальше от Стокгольма. Горы, долины, кое-где – отдельные дома, редкие огоньки. Тихо, красиво и… пустынно.
Приезжаем к месту концерта. Это большой старинный дом. Здесь на втором этаже и состоится концерт квартета. Вокруг – никаких населенных пунктов и даже отдельных домов.
С удивлением спрашиваю альтиста: откуда возьмется публика? Насколько я заметил, последние двадцать километров пути было совсем пустынно вокруг.
Но у альтиста другая забота – он опасается, что не хватит стульев. За полчаса до концерта еще никого нет…
И вдруг, откуда ни возьмись, машины, масса машин! Фермеры, их жены, их дети. Полный зал.
Стульев действительно не хватило. Но часть молодежи согласилась вытащить скамейки из сауны и усесться на них.
В программе концерта был один из поздних бетховенских квартетов и Второй квартет Бородина.
После концерта подходит ко мне старый-старый фермер, плачет и говорит о том, что он собирался уже
