желании помочь.
— Возьми овощи и мясную нарезку, будет омлет.
Люция с радостью принялась за приготовление завтрака.
— А Селим и Сулейман уже проснулись? — как бы между делом спросила девушка маму парней.
— Сулейман спит. А Селим верный себе на утренней молитве.
В чем, в чем, но тут он был непреклонен: для него вера в Аллаха и имам выше всего земного бренного. Он и священный месяц Рамадан ежегодно успешно держал. Хотя молодым и здоровым это было непросто. При этом всегда без намека на религиозный фанатизм. Никогда не навязывал свое мнение и не упоминал в быту. И в данный момент этот приверженец шиита зашел на кухню, да так и застыл от увиденного: мама и Люция напару руководили завтраком. В который раз он умилился своей гостье, так вольготно действующей на маминой территории. А ведь мать своих мужчин чаще гоняла, редко одобряя их кулинарные потуги. А тут тандем.
— Н-да… Однако, как вы спелись!
На что мама отправила сына в душ, а Люция лишь скромно улыбнулась, изобразив своей синевой глаз поддержку.
— Селим, — обратился Али к сыну. — Ты еще не возил Люцию в столицу?
— Нет, сам видишь какое плотное расписание, — с легким упреком ответил отцу, припоминая недавнюю командировку и три дня, украденных у них.
— Сегодня выходной, проведите его в Баку, — Али извиняюще поглядел на гостью.
Баку, что в переводе "город Бога" — самый крупный каспийский порт и город Кавказа. Нефтяной город притягивал огромное количество бизнесменов и туристов, дневная активность населения уступала только столице России, но и с наступлением сумерек город не засыпал, а лишь расширял интерес культурного времяпровождения. Мечети подсвечивали свои шпили, тянущиеся высоко в небо, причудливые новомодные башни, оборудованные жидкокристаллическими панелями, лизали небосвод, словно языки пламени. Одним словом, городу есть, чем похвалиться. А еще — это родина Магомаева и известной фразы “чорт побери” из к/ф “Бриллиантовая рука”.
Автомобиль пришлось оставить на платной парковке. Селим помог Люции выйти из салона, придерживая за руку. Не мог себе отказать коснуться ее при возможности. Сегодня она заплела волосы в косы, пустив их по груди, надела белый хлопковый сарафан с открытыми плечами, чуть ниже колен, приталенный, с маленькими пуговками по центру, уходящими в распахнутые полы. И при ходьбе ее стройные ножки по очереди являлись взору идущих навстречу прохожих. Селим аналогично облачился в белый батник и бежевые штаны из твила. Не смотря на начало июня, солнце днем жарило, как в разгар лета. Они гуляли по аллее почетных захоронений. Девушку впечатлил памятник Муслиму Магомаеву, выполненный из белого уральского мрамора, изображающего музыканта на сцене. Она остановилась рядом. Возложила букет цветов на могилу музыкального маэстро.
— Селим, — прошептала она сквозь подступившие слезы. — Я чувствую его. В воздухе витает его голос, он живет в наших любящих сердцах.
Селим протянул руку и сжал ее ладонь.
— Да, я уверен в этом. У каждого человека остается след на земле, отпечаток в душах тех, кто его знал при жизни, и передает в поколения память о нем. Пошли, я куплю нам мороженое, — потянул Селим девушку к киоску с прохладным лакомством. — А то ты такая печальная сейчас, не могу смотреть.
Люция всегда страдала по усопшим людям, сожалея о неизбежности конца живого на земле.
И сейчас, сидя на скамье в тени высоких кипарисов и каштанов, молодой мужчина радовался, созерцая свою спутницу, с таким наслаждением поедающую “холодную ваниль”. Никогда не задумывался, что банальный десерт может навевать настолько пошлые мысли.
— Будь тут, я отлучусь на минуту, — и резко сорвавшись с места, побежал к торговым павильонам. Люция даже не поняла, что за маневр произошел, но, лишь пожав плечами, продолжала слизывать сливочную пенку.
***
По переулкам бродит лето,
Солнце льется прямо с крыш.
В потоке солнечного света
Вот ты на лавочке сидишь….
И я иду к тебе навстречу,
И я несу тебе цветы,
Как единственной на свете
Королеве красоты…
— напевал Селим песню Магомаева, изменив одну фразу, подходя танцующей походкой к Люции с букетом цветов.
— Селим! Ох, ничего себе! Ты умеешь петь, да еще и “королеву красоты”, я сражена, — ее глаза светились изумлением. — И букет цветов.
— Держи, моя королева гёзелик, — он вложил их в ее ладони.
— Эустомы?! — восхищенно спросила Люция.
— Да фик их знает, сказал: мне самые необычные дайте. Вот эти и купил, — пожал плечами даритель букета.
— Это они, альпийские розы.
Букет, состоящий из белых, нежно-розовых и лиловых бутонов, как нельзя точнее подходил этой красивой и естественной девушке, тонко отражая ее натуру. Она не могла не растрогаться на его жест и музыкальное сопровождение вконец выбило из колеи. Люция смущенно подняла свой взгляд, утонув в его омутах глаз цвета корицы. Селим протянул ладонь и коснулся большим пальцем верхней губы спутницы, стирая ванильную пенку, задержался на уголке губ. Люция трепетно замерла, боясь разрушить таинство мгновения, ожидая, что последует дальше, и оно последовало. Палец заменил на губы. Поначалу так легко коснувшиеся, словно ветерок, ласково, прерывисто, но осмелев превратился в шторм. Они сидели в парке, мимо проходили люди, но их мир сосредоточился только друг на друге. Целовались неистово, как будто пили живительный источник и не могли утолить им свою жажду. Он еле оторвался от ее уст. Держа ладонями лицо, припал лбом, с трудом переводил дыхание.
— Я сейчас сойду с ума. Прям здесь тебя тр*…, - прорычал желание.
На что Люция лишь покорно вздохнула:
— Ох…
Опустил ладони ниже на шею, провел по плечам, рукам, спустившись к пальцам, переплел с своими, захватив в плен.
— Да что же ты со мною творишь?! — искал ответ в ее глазах перебегая с одного к другому. — Моя выдержка дает трещину прямо на этом месте и никакие выстроенные годами правила не помогут. Ты это понимаешь?
Люция не выдержав его давящей ауры, отвела взгляд, тяжело выдохнула:
— Я тоже живая, не забывай.
Отпустив ее ладони, сел, откинувшись на спинку скамьи и, откинув голову на бортик, смежил веки. Спустя минуту, открыл глаза и посмотрел вполне
