какой статьи?
– Двести семьдесят седьмой, – браво ответил Марат.
– Это о чем?
– Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, – не моргнув глазом, отрапортовал Кузьмин.
– Это Дуся что ли посягала?
– Да нет, что вы, это совершенно другие лица. Но родственники Носовой могли быть свидетелями, – фантазировал на ходу следователь, – в общем, они нам нужны! Для прояснения личности Носовой Е.А.
– А, простите, если вы Следственный комитет, то почему вы звоните коллеге Евдокии Андреевны, а не непосредственно ее родственникам?
Марат растерялся. Недооценил он силу математической логики. Но нашелся быстро:
– Дополняем имеющиеся у нас сведения, – в голосе Марата звучал металл, – прошу оказать деятельное содействие Следственному комитету в поисках интересующих нас лиц!
– Ну, хорошо, – после некоторого раздумья неуверенно проговорил Савинов. – Евдокию Андреевну я хорошо знал, мы были дружны. Она помогала мне с диссертацией. Но, скажите, это ей никак не повредит? То есть памяти о ней? Сведения дополнительные? Она точно не пострадает?
– Совершенно точно. К вам приедет наш сотрудник Филипп Алексеевич Воздвиженский, он вас подробно расспросит. Передаю ему трубку!
Филипп договорился о встрече с Савиновым в субботу.
– Хочешь, я тебе удостоверение выпишу? – щедро предложил Марат. – Внештатного помощника? Для убедительности? Только ты им особо не размахивай. Все-таки это служебное преступление, потому что никакой ты не помощник. Или, хочешь, я с тобой поеду?
– Зачем?
– Ну-у, ты не владеешь техникой допроса, например…
Филипп вспомнил направленный свет лампы в глаза при первом знакомстве с Маратом, поежился.
– Справлюсь. Тем более что допрос и не планируется. Просто беседа.
– Слушай, – замялся Марат, – тут такое дело… Отпусти Агнию в сад. Со мной. Погуляем, я ее отвлеку от грустных мыслей…
– Ты ее хочешь подвести к той скамейке, на которой был убит Шумейко? – быстро спросил Филипп.
– Нет, то есть да! – Марат с вызовом посмотрел на Филиппа.
Тот отрицательно, с укором помотал головой:
– Не обсуждается.
– Да пойми, – взорвался Марат, – ей все равно! Она и так больная. А мне – раскрытие. Убийца на свободе! Ты только подумай, сколько он еще народа может поубивать!
– Нет! – твердо повторил Филипп.
Вечером Филипп ждал прихода Зои со странными, путаными чувствами… С некоторой даже тревогой. Но Зоя вошла в его комнату с сияющим от радости лицом, нежно прижалась к нему, обняла, прошептала: «Соскучилась…» И Филипп прогнал все свои тоскливые мысли. И вообще – все мысли.
Уже одеваясь, Зоя спросила:
– Как съездили-то, Филипп Алексеевич, как родители?
– Съездил хорошо. И родители живы-здоровы, но в следующие выходные опять поеду.
– Филипп Алексеевич, – сказала Зоя, опустив глаза, – только огромная к вам просьба. Вы не звоните каждые пять минут. Если что тут у нас случится или вопросы возникнут – мы сами позвоним. Не нервируйте коллектив и себя.
Филипп хотел было вспылить: дескать, может, вы вообще тут без меня обойдетесь? Вообще, зачем я тут нужен? Но сдержался. Ему самому не понравилось бы, если бы кто-то проверял и перепроверять его работу каждые пять минут. Просто улыбнулся, согласно кивнул головой.
Глава 7
Филипп решил не заезжать на этот раз к родителям. Вообразят еще, что сынуля уже тяготится своим пребыванием в заштатном Сопрыкине. Зачастил под родительское крылышко, подумают. Нафантазируют себе, что Филиппу плохо. А ему не плохо. Волноваться будут, с пристрастием расспрашивать о житье-бытье. Ни к чему это. Лишнее. В следующий раз. Отправился прямиком в Москву, заказал номер в хостеле. То есть как номер? Спальное место. И того будет довольно. Всего одна ночь.
С поезда – сразу к математику в университет. В помещении кафедры математического анализа царил стерильный порядок: стройными рядами стояли на стеллажах книги и папки, на подоконнике – политые ухоженные цветы, бурной своей зеленью украшающие пространство.
Не то что на кафедре психиатрии и психосоматики, где вечно черт ногу сломит, но не найдет ничего.
– Где рефераты моих студентов? – орал профессор Аркадьев. – Я их сюда, вот сюда на стол положил. Где они?
Все, кто был рядом, тут же начинали рыскать по полкам, кляня местный бардак и давая друг другу клятву провести, наконец, субботник и все разложить правильно, по темам, а ненужное – выбросить.
Рефераты находились, разумеется, но совершенно в другом месте. На поиски иногда уходили дни.
Здесь же, у математиков, все было логично, просто и предельно упорядоченно.
А математик Петр Петрович Савинов, благообразный старичок с острой бородкой, сразу и говорит, едва взглянув на Филиппа:
– Скажите мне честно, молодой человек, я вижу, вы человек честный, вы же не следователь?
Филипп поправил свои круглые очки и согласно кивнул обреченно.
Петр Петрович Савинов возраста почтенного. Но ум – ясный, аналитический, взгляд бодрый. Насквозь видит.
– Вы на доктора больше похоже. Только вот в связи с чем интересуетесь, понять не могу. Говорите быстро и четко.
– Да, я врач, – нерешительно начал Филипп.
– А, так, может быть, это как-то связано с тем, что Дуся когда-то лечилась? У гомеопата? Ну, сначала у какого-то психиатра. Очень знаменитого, забыл фамилию. Да, с этим связано?
– Да! – обрадовался Филипп. – Я врач-психиатр. Клинический случай Евдокии Носовой уникальный! К сожалению, не сохранилась ее история болезни. Вот, восстанавливаю теперь фактуру по свидетельствам очевидцев. Уже встречался с сыном профессора Германа, того самого знаменитого психиатра. Теперь – к вам. Мне любые подробности важны, любые!
– А назвались следователем, чтобы врачебную тайну не раскрывать? – лукаво спросил математик.
Филипп кивнул.
– Да, забавно. В наше сегодняшнее время лучше следователем назваться, чем психиатром, забавно. Только я же Дусю знал уже после болезни. Я у нее учился, студент ее я. Дуся – это я ее со студенческой поры так называю. Ее все так здесь звали. Ласково. Она хорошая была, немного не от мира сего… но голова у нее работала – будь здоров. Наши мужики прожженные падали от ее выкладок. Да.
– Но про болезнь-то знаете? – заметил Филипп.
– Да,
