такая красивая. Прямо возле Центрального парка, с видом на озеро. Я люблю Нью-Йорк, — тараторит мама, и у меня поднимается блевотина.
Ты действительно не считала нужным сообщить мне об этом, Эмилия?
Я в бешенстве.
Одним рывком отодвигаю стул назад, встаю, разворачиваюсь и молча ухожу.
— Эй, куда ты идешь, Мейсон? — зовет мама.
— Я больше не голоден! — рявкаю я и слышу шаги отца позади. Еще и это. Он должен оставить меня в покое.
— У меня все в порядке! — бросаю через плечо. — Не бойся, я не взорвусь. — Ох, Эмилия, я близок к тому, чтобы сжечь все дотла, включая тебя.
Он хватает меня за плечо и разворачивает, когда мы уже почти дошли до входа в подвал.
— Мейсон, отпусти ее, наконец! — шипит он. — Это становится похожим на одержимость с твоей стороны. Поверь, я знаю. Ты не можешь заставить ее выбрать тебя. Она вместе с твоим братом. Возьми себя в руки, в конце концов! — мое сердце грохочет и я бы с удовольствием врезал ему, чтобы прочувствовать, как он меня избивает.
Мой отец смотрит мне прямо в глаза.
— Даже не думай об этом. — Дерьмо. — Оставь ее в покое! — с этим он отпускает меня, разворачивается и возвращается на кухню.
* * *
Я так зол, Эмилия. По пути к шкафу, чтобы переодеться, пишу тебе. Не могу по-другому. Быстро натягиваю джинсы и футболку.
Потом набираю тебя, но ты сбрасываешь, Эмилия. Так не пойдет. Разве я тебя не научил, что меня нельзя сбрасывать? Никогда. Ты должна быть всегда на связи. Иначе это как будто ты отбрасываешь мою руку, Эмилия. По пути к машине я еще раз набираю тебя, но ты опять сбрасываешь. Снова и снова.
Крикнув «бл*дь!», бросаю телефон на пассажирское сиденье и жму на газ. Я уже не могу ясно мыслить. Так происходит всегда, когда ты выносишь мне мозг.
На вечеринке в вашей спальне я захватил с собой единственный запасной ключ, который мой брат совершенно изобретательно хранил в верхнем ящике комода.
Не проходит много времени, когда я захожу в вестибюль многоэтажки, где вы живете. Портье на стойке регистрации занят тем, что набирает что-то на своем компьютере или смотрит порно. Я наклоняюсь и пробираюсь мимо стойки, как мелкий преступник, который хочет ограбить бензоколонку. Я так зол, Эмилия, и даже не пытаюсь успокоиться. Потому что то, что произойдет, ты заслужила.
Двери лифта открываются, и я захожу в ваши владения.
Здесь так стерильно и чисто.
В вашей квартире нет души.
Никаких мисок, в которых скапливается недоеденная еда; никакой собачьей шерсти, нет декоративных подушек, которые мама всегда раскладывает на диване у нас дома. Ни крошки на обеденном столе, ни одной чашки на барной стойке, ни пылинки на ваших фоторамках. О боже, вы так отвратительны вместе. Вы были в Гранд-Каньоне, Эмилия. И как два туриста на Эмпайр-стейт-билдинг.
В своих грязных ботинках иду по коридору, осматривая каждую фотографию. Бейсбольная бита в моей руке ощущается просто прекрасно. Вы были в спа-салоне, Эмилия. Зачем тебе спа, Эмилия? Я могу показать тебе мой спа-салон.
Вы катались на лыжах в горах, как два педика, и позировали в Египте перед пирамидами. Мой брат такой идеальный вундеркинд. У него даже нет проблем с тем, чтобы показать свой дерьмовый протез под шортами, потому что тогда все будут с ним разговаривать, и он сможет почувствовать себя важным.
Я ненавижу его, Эмилия.
Кстати, когда это ты успела повесить фотографию, как он делает тебе предложение? И кто, к черту, это сфотографировал?
Вероятно, это была Клэр или какой-нибудь турист, которого он нанял. Вы такие жалкие.
О, у тебя есть фотография моей семьи. Я тоже там есть, Эмилия. Ты часто на нее мастурбируешь? Когда спускаешься по лестнице и видишь меня, думаешь о том, что я всегда делаю по ночам, прежде чем разыгрывать перед ним идеальную женщину?
Я убью его, Эмилия. Именно этим все и закончится, рано или поздно.
Или тебя.
Или нас.
Или любого, кто будет рядом с тобой.
Все это не может хорошо закончиться.
Замахиваюсь бейсбольной битой и одним движением сбиваю со стен все фотографии, рамки которых со звоном разлетаются по полу. Прекрасно, Эмилия. И только сейчас я пришел в ярость. Крушу ваш телевизор, идеальный стеклянный журнальный столик, вашу кофеварку за две тысячи долларов, как и всю другую кухонную электронику. Я выдергиваю ящики из шкафов и бросаю их о стену, чтобы содержимое разлетелось повсюду. Я пинаю ваши стулья и пробиваю дыры в шкафах кухни и в стенах. Эта кухня стоит здесь уже целую вечность, Эмилия. После меня она больше не будет стоять. Моя следующая цель — ваша спальня, но вместо того, чтобы успокоиться, потому что я уже выпустил большую часть своей агрессии, становится по-настоящему плохо, когда я вижу вашу кровать.
Ты позволяешь себя здесь трахать.
Я срываю матрасы и бросаю решетку через комнату, так что она глухо ударяется о шкаф. Под кроватью находятся небольшие коробочки, Эмилия, с чем-то внутри. Я подтягиваю их поближе и открываю. Ты, маленькая шлюшка.
Не думал, что и с ним ты стерва. Это добивает меня, и если бы ты сейчас была здесь — сделала бы свой последний вздох.
Наручники, всевозможные дилдо и вибраторы, анальные пробки, Эмилия? Я думал, твоя задница принадлежит мне.
Единственное, что я оставляю в порядке и с открытыми крышками стоять на одном из комодов — эти две коробки с игрушками.
Ты поймешь зачем.
Не знаю, стало мне лучше или хуже.
* * *
Тяжело дыша, сижу в машине, руки на руле и пялюсь в лобовое стекло. Мой телефон начинает звонить.
Ох, принцесса соизволила перезвонить?
— Я убью тебя, Эмилия! — это первое, что я говорю, подняв трубку.
— Хорошо, Мейсон, успокойся. Я знала, что ты так отреагируешь, поэтому не сказала, что лечу в Нью-Йорк.
— Я убью тебя, потому что ты дала ему свою задницу. — С этим бросаю трубку. Сейчас я не хочу тебя ни видеть, ни слышать, а такое бывает крайне редко. Обычно я всегда хочу знать, что ты делаешь, где находишься, с кем переписываешься, с кем разговариваешь или о чем думаешь. Но не сейчас.
Сейчас я еду домой и бью мою боксерскую грушу до тех пор, пока с меня не начинает литься пот, поблескивая в лучах заходящего солнца.
16. Это просто кошмар, Оливия
Китон
Я ненавижу, когда звонят в дверь после
