которые действительно раскаялись, освободить, объяснив им нашу политику к крестьянам»[180].
По предложениям и распоряжениям председателя ВЧК принимались меры к сокращению количества лиц, находившихся в тюрьмах и концлагерях, в том числе и «ввиду перегруженности» этих заведений. В 1921 г. при ряде губЧК работали тройки «для разгрузки мест заключения» и пересмотра всех дел подследственных «на предмет возможности замены меры пресечения»[181].
Многие арестованные, находившиеся под следствием, в тюрьмах и лагерях, продолжали освобождаться личными распоряжениями председателя ВЧК – ОГПУ.
В марте 1923 г. Вятская губЧК арестовала Г. Овчинникова, И. Сергиевича «в подозрении их в хозяйственном разложении» и Емельянова якобы за подложные документы. В заявлении от 23 марта 1921 г. в ВЧК члена коллегии НКЗема Ивана Теодоровича говорилось о том, что они являются выдающимися по своей преданности коммунистами и в годы Гражданской войны отличились храбростью. У Овчинникова белогвардейцы расстреляли мать и брата, Сергиевич ранен в боях. 24 марта 1921 г. Дзержинский телеграфировал в губЧК Вятки: «Вами арестованы Овчинников Георгий, Сергиевич Илья и Емельянов якобы за подложные документы. Наркомзем Теодорович удост. товарищей их подлинность и принадлежность РКП. Немедленно освободите и верните все отобранное. Ответ немедленно»[182].
Студент Ленинградского горного института А.Е. Берлин, являвшийся в недалеком прошлом активным членом сионистской партии, арестован 9 января 1925 г. ПП ОГПУ Ленинградского военного округа. 20 марта 1925 г. Особое совещание ОГПУ осудило его к высылке на 3 года в Зырянский край. Его дядя, работник НКФ, К. Берлин обратился к Дзержинскому с просьбой об отмене высылки и освобождении племянника под поручительство о неучастии в дальнейшем в сионистской организации. 22 марта 1925 г. Дзержинский Мессингу: «Если есть только какая-либо возможность, пусть освободят Берлина»[183].
Решением Особого совещания OГПУ от 24 апреля 1925 г. прежнее постановление о высылке Берлина было отменено[184].
В 1925 г. ПП ОГПУ в Ленинградском военном округе арестован писатель Виталий Валентинович Бианки как примыкавший в 1921 г. к эсерам и служивший в армии Колчака, а после его разгрома проживавший под фамилией Белянин. Особым отделом ОГПУ он был осужден к высылке из Ленинграда на 3 года. По этому поводу Н.К. Крупская писала Г.Г. Ягоде: «Т. Ягода. С разных сторон ко мне обращаются с просьбой обратиться в ГПУ по поводу Бианки. Он – детский писатель, естественник. Был, говорят, в студенческой группе эсеров, потом он в никаких партиях не состоял. Жена его недавно родила, и с двумя детьми в очень тяжелом положении. Жена не имеет пока разрешения переписываться с мужем. Бианки куда-то высылают. О нем, между прочим, писали А.М. Калмыкова и Лилина. Обе не стали бы писать по поводу враждебного нам человека.
Лично я Бианки не знаю.
Если не затруднит, можете позвонить, как обстоит дело[185]».
8 февраля Дзержинский поручил Дерибасу доложить обстоятельства дела Бианки Ягоде. И в тот же день было принято решение отказать в пересмотре дела Бианки по ходатайству Н.К. Крупской[186].
Дзержинский решал дела и по коллективным заявлениям арестованных. В конце марта 1921 г. в ВЧК пришла телеграмма от 65 заключенных Ярославского концлагеря с просьбой «о своем освобождении и отпуске на родину к строительству новой жизни на пользу Советской России». Они просили дать распоряжение Вологодскому особому отделу штаба 6-й армии и Архангельскому военно-революционному трибуналу. 27 марта 1920 г. в телеграмме председателю Ярославской губЧК председатель ВЧК разъяснил, что «вопрос персональной политической безвредности, а также об освобождении упомянутых лиц должен быть разрешён комиссией в составе трех представителей: губчека, губкомпартии и губвоенкома»[187].
Из концлагерей и тюрем освобождались лица и по другим причинам. В буднях Гражданской войны среди военнопленных и перебежчиков оказывались и коммунисты, направленные на подпольную работу за линию фронта. 28 апреля 1921 г. председатель ВЧК послал телеграмму всем губЧК и особым отделам, а копию – Управлению принудительных работ НКВД, в ведении которых находились лагеря. Он предлагал во избежание подобных явлений «срочно проверить совместно с отделами принудработ состав лагерей перебежчиков и военнопленных Гражданской войны и в случае получения заявления от кого-нибудь из них о вышеизложенном немедленно принять меры к выяснению, запросив те организации, откуда товарищи были командированы…»[188].
При решении вопроса об освобождении подследственного или заключенного следует иметь в виду, что среди них было немало таких, которые не подлежали освобождению. Так, 21 октября 1918 г. Петроградской ЧК был арестован Павел Александрович Aлександров, работавший при Временном правительстве следователем по особо важным делам. Он проводил следственные мероприятия в отношении видных большевиков, в том числе и В.И. Ленина по обвинению в шпионаже в пользу Германии после вынесения в июле 1917 г. Временным правительством постановления об их аресте. Петроградский комитет по топливу неоднократно обращался в Петроградскую ЧК с ходатайством об освобождении Александрова, лояльно относившегося к советской власти.
Дзержинский в категорической форме отказал в просьбе и 20 мая 1919 г. поручил ВЧК арестовать ходатаев за Aлександрова, бывшего следователем по особо важным делам[189].
Следует отметить, что чаще всего обращения в высшие органы власти и ВЧК – ОГПУ игнорировались, если они поступали не только от репрессированных, но и от их родственников. Всем известна трагическая судьба командарма 2-й Конной армии Ф.К. Миронова, огромная популярность и непререкаемый авторитет которого основывались на реальных фактах. Ростом своего авторитета Миронов был обязан военным победам и постоянными заботами о нуждах земляков. Скромность в быту и доступность сделали его любимцем донского казачества и трудового крестьянства. Он выступал против смертной казни, приказывал бережно относиться к пленным. Частые встречи с Лениным, с Дзержинским завершились вступлением Миронова в большевистскую партию по рекомендации Феликса Эдмундовича.
Комиссар Казачьего отдела М.Я. Макаров писал в 1919 г.: «Коммунистических ячеек у Миронова в дивизии не было, и к комиссарам он относился подозрительно. Но он был хороший стратег, хороший специалист своего дела, военного дела, выходил их всех самых тяжелых положений с малыми потерями. Поэтому казаки стремились к нему. Население все симпатизировало ему… Среди подчиненных ему частей была прекрасная дисциплина. Его части не оскорбляли религиозные чувства населения»[190]. Но в начале 1921 г. он пал жертвой интриг Л.Д. Троцкого.
Не менее драматичной была судьба его семьи. Его жена Стефанида Петровна Миронова обращалась к командованию Красной армии, в ВЧК и, наконец, 4 декабря 1922 г. к М.И. Калинину: «Мучения души, тяжелые условия жизни, а главное, двухлетняя неизвестность о моем муже – командарме 2-й Конной Красной армии, Филиппе Кузьмиче Миронове, заставляют меня прибегнуть к Вам, Михаил Иванович, как к единственному
