— Все не совсем так, как ты говоришь…
— Что-то около того, — закончил его мысль Полуночник.
— Найдите другого водителя фургона, — отрезала Камилла. — Кто обычно им управляет?
— Бютей. Но Бютей остается в Экаре: должен же кто-то присматривать за овцами. К тому же у Бютея жена и двое детей.
— А у меня никого.
— Если угодно, то да.
— Поищи себе кого-нибудь другого для своего дурацкого road-movie.
— Своего дурацкого чего? — озабоченно спросил Полуночник.
— Road-movie. Это по-английски. Это означает что-то вроде перемещения по дороге.
— Ладно, — смущенно произнес Полуночник. — Мне не нравится, когда я не понимаю.
— Камилла, никто в деревне не захочет нам помочь, всем наплевать на Сюзанну. Но ты же ее любила. Жандарм Лемирай ее тоже любил, но ведь у него помощи не попросишь, верно?
— Мы не можем, — подтвердил Полуночник.
— Ты пытаешься сыграть на моих чувствах, Соль. Не стоит, — сердито сказала Камилла.
— А на чем мне еще играть? Я с тобой честен, Камилла: я играю на том, что ты любила Сюзанну, и на том, что у тебя есть водительские права. Если ты нам не поможешь, душа Сюзанны навеки останется в неволе, в этом чертовом зловонном болоте.
— Отстань от меня со своим болотом, Соль, у меня уже голова пухнет. Налей всем еще водки и дай мне подумать.
Камилла встала, перебралась к нетопленому камину и уселась спиной к мужчинам. Душа Сюзанны в болоте, сумасшедший безволосый Массар на пути в Англию, полиция бездействует. Привезти назад Массара, вырвать ему клыки. Почему бы нет? Сесть за руль грузовика, — подумаешь, всего-навсего сорок кубических метров, — вести его по горным дорогам шириной чуть больше шнурка. Если это так нужно…
— Что за грузовик? — спросила она, повернувшись к Солиману.
— Пятьсот восьмой, хороший, три с половиной тонны. Годятся права категории «Б».
Камилла вновь уставилась в камин, в комнате воцарилась тишина. Значит, сесть за руль грузовика. Полуночник и Солиман перестанут мучиться, Лоуренс не будет больше волноваться из-за волков. Пуститься в грузовике по следу душегуба. Смешно. Никаких шансов, пустая затея. А что? Остаться дома, ждать новостей, есть, пить, принимать участие в драматичной жизни семейства полевых мышей, ждать Лоуренса. Ждать, ждать. Забивать себе голову чем попало. Бояться. Запираться на ночь из страха, что появится Массар. И снова ждать.
Камилла вернулась к столу, взяла рюмку, пригубила.
— Ладно, пусть будет грузовик, — проговорила она. — Я заинтересована в том, чтобы отомстить за Сюзанну и найти Массара, но я против его убийства. Или я доставлю его в целости и сохранности или я вообще не поеду. Вам решать. Я сяду за руль грузовика, и Массар вернется сюда живым и невредимым, — если, конечно, мы его найдем, что маловероятно. В противном случае, если вам от этого станет легче, вы привезете то, что от него останется, включая шерсть, — но без меня.
— Ты хочешь сказать, что мы его заботливо сдадим с рук на руки жандармам? — вскричал Солиман, крайне огорченный.
— Это будет по закону. Распилить парня надвое — это превышает порог жестокости, допустимый между соседями.
— Нам, между прочим, наплевать на закон, — заявил молодой человек.
— Я в курсе. Дело здесь не только в законе. Речь идет о жизни Массара.
— Это одно и то же.
— Только отчасти.
— Нам на жизнь Массара тоже плевать.
— А мне нет.
— Ты требуешь слишком много.
— Дело вкуса. Или Массар живьем в комплекте со мной, или каша из Массара, но без меня. Мне каша никогда не нравилась.
— Мы все поняли, — отозвался Солиман.
— Хотелось бы верить, — сказала Камилла. — У вас есть время подумать.
Девушка уселась за синтезатор, надела наушники. Она для вида пробежала пальцами по клавишам, мозги ее бурлили, и она была за тысячу миль от симпатичного мышиного семейства. Броситься вдогонку за Массаром? Втроем, без всякой помощи, как потерянные? А кто они, как не потерянные?
Солиман махнул ей рукой, Камилла сняла наушники, подошла к столу. Слово взял Полуночник.
— Девушка, — важно начал он, — вам когда-нибудь приходилось давить пауков?
Камилла сжала кулак и положила его на стол между ладонями Солимана и Полуночника.
— Я раздавила целый вагон пауков, — ответила она. — Я разорила сотни осиных гнезд и уничтожила целиком множество муравейников, заливая их цементом и топя в реке. Я не собираюсь обсуждать проблему смертной казни с двумя чокнутыми вроде вас. Нет и еще раз нет, и всегда будет нет, даже через тысячу лет после того, как вас не станет.
— Ты говоришь, двое чокнутых? — переспросил Солиман.
— Да, она так и сказала, — подтвердил Полуночник. — Вели ей повторить.
— Повтори, Камилла.
— Два придурка, два чокнутых.
Солиман уже собрался встать и уйти, но Полуночник положил ему руку на плечо:
— Не горячись, Соль. Эта девушка не так уж не права. Подумай хорошенько, и ты поймешь, что она не так уж не права. По рукам, — заявил он, повернувшись к Камилле и протягивая ей руку.
— И никакой каши из Массара? — недоверчиво спросила Камилла, не торопясь протянуть руку.
— Никакой каши, — ответил Полуночник глухим голосом, опустив руку.
— Никакой каши, — словно эхо, недовольно повторил за ним Солиман.
Камилла кивнула.
— Когда мы отправляемся? — спросила она.
— Завтра будут хоронить мою мать. Значит, отправляемся после обеда. Бютей, наверное, успеет подготовить грузовик. Приходи завтра утром.
Мужчины поднялись, Солиман — грациозно и легко, Полуночник — тяжело, не сгибая спину.
— Еще кое-что, мы не обсудили один пункт нашего контракта, — остановила их Камилла. — Неизвестно, найдем ли мы этого человека. Если в течение десяти или тридцати дней поиски не дадут никаких результатов, что будем делать дальше? Не станем же мы следовать за ним по пятам всю жизнь, правда?
— Станем, если надо, всю жизнь, так-то, девушка, — ответил ей Полуночник.
— Что ж, ладно, — покорно согласилась Камилла.
XV
Всю ночь Камилла спала беспокойным, неглубоким сном, в мозгу теснились тревожные мысли и смутное сознание того, что в этой истории что-то не так. Открыв глаза, она поняла, что в этой истории все не так. Накануне вечером она согласилась сесть за руль Сюзанниного фургона для перевозки скота и преследовать убийцу. Нынче утром она ясно увидела, сколько изъянов в этой затее: план самый что ни на есть глупый и опасный, к тому же неизбежное близкое соседство — и весьма обременительное — с двумя едва знакомыми мужчинами, вид и поведение которых внушают беспокойство.