Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

«Управлению общественной безопасности поручается провести сбор фотографий граждан, отпечатков пальцев, сканов радужной оболочки глаз и других данных о биологических характеристиках лиц в возрасте от 12 до 65 лет», – говорится в другом документе.

Среди уйгуров, где бы я ни бывал, рассказы о принудительном сборе медицинских данных были обычным делом.

«Нельзя было отказаться… В такой обстановке речь о согласии вообще не шла», – рассказывал мне Тахир Хамут, вместе со своей семьей проходивший такое обследование в полицейском участке в мае 2017 года.

«Они измеряли все, что могли, и заносили это в свою базу данных, – говорил Тахир Имин, известный уйгурский бизнесмен, с которым мне удалось побеседовать. – Это была масштабная кампания по сбору ДНК для слежки и контроля».

Как выяснилось, некоторые из технологий, позволивших провести подобную кампанию, пришли из США.

[ ]

Китай накапливал большой массив данных для процесса профилирования с использованием того, что генетики называют «короткими тандемными повторами» (англ. «short tandem repeat», STR). Исследовав кровь человека, генетики могут проанализировать его уникальный STR-профиль, который в дальнейшем можно использовать для идентификации личности.

Если ДНК обнаруживают на месте преступления, ее можно сопоставить с образцами в огромной базе данных, чтобы найти подозреваемого, как это делают полицейские службы во всем мире. Но планы Китая были масштабнее. Он хотел собрать генетические профили всех уйгуров, казахов и представителей этнических меньшинств в Синьцзяне в возрасте от 12 до 65 лет. Затем он смог бы не только создать базу данных, которую правоохранительные органы использовали бы в своих расследованиях, но и отделить эти меньшинства от ханьского большинства.

«Они [Китай] внедряют нечто, что можно назвать мифом о полной безопасности; идею о том, что благодаря технологическому развитию возможно создать совершенную систему защиты, которая полностью предотвратит терроризм, – говорил мне Марк Мунстеръелм, социолог из Виндзорского университета в Канаде, – Они пытаются получить профиль каждого уйгура, казаха и представителя других этнических меньшинств».

Ранее Мунстеръелм исследовал, как представителей коренного населения Южной Америки, тихоокеанских островов, а также аборигенов Тайваня задействуют при судебно-генетических экспертизах.

По словам Мунстеръелма, Китай собирает и другой генетический массив данных с использованием маркера на основе однонуклеотидных полиморфизмов (англ. single nucleotide polymorphisms, SNPs). Этот метод, используемый для анализа таких признаков, как строение лица, цвет кожи и вероятность возникновения генетических заболеваний, давно уже пытаются усовершенствовать исследователи, чтобы применять его в реконструкции лиц и профилировании населения.

Результатом этих жутковатых государственных инициатив стали технологии, объединенные под названием «секвенирование нового поколения».

«Понятия и категории расы были в значительной степени дискредитированы в 1970‐х и 1980‐х годах, – говорил мне Мунстеръелм. – Но вернулись в 1990‐х благодаря развитию судебной генетики».

В течение пятнадцати лет Мунстеръелм наблюдал за работой исследователя Кеннета Кидда, профессора генетики в Йельской школе медицины: «После 11 сентября возникло нечто под названием „Президентская инициатива по ДНК“. Она предусматривала генетические исследования этнической группы, фенотипа и генеалогии. План состоял в том, чтобы отделить друга от врага или угонщиков самолетов от жертв».

Кидд стал мировым лидером в области использования генеалогических маркеров для определения происхождения генетического образца человека. Он руководил генетической базой данных в Йельском университете и входил в Группу по анализу родства и генетических данных, созданную в рамках президентской инициативы.

«Я обратил внимание на ряд генетических исследований, которые проводились в Китае, – рассказывал мне Мунстеръелм, – и тогда начал вникать в суть дела. В 2017 году я увидел в Nature и в отчетах Human Rights Watch информацию о продаже секвенаторов Thermo Fisher синьцзянской полиции для массового генетического профилирования населения».

Изучив доступные в интернете рецензированные статьи, опубликованные в соавторстве с китайскими учеными, работающими на правительство, Мунстеръелм в ходе своих расследований обнаружил, что Кидд принимал участие в исследовании SNP-маркеров, которые полиция могла использовать для определения происхождения образца ДНК – будь то уйгурского или относящегося к другой этнической группе.

Мунстеръелм связался с Human Rights Watch, а затем начал сотрудничать с The New York Times. Он написал, что кампания по сбору ДНК была «частью [самой] всеобъемлющей и бесцеремонной системы биометрической слежки из когда-либо реализованных».

Интерес Кеннета Кидда к Китаю зародился в 1980‐х годах, когда он впервые посетил эту страну. Ученый получил известность в области генетики благодаря исследованиям роли географии в генетической вариабельности человека. Кидд даже открыл ген, связанный с исследовательским поведением и поиском новизны.

Немногие ученые со стороны имели возможность самостоятельно составить генетическую карту этнических групп на территории Китая. Им приходилось сотрудничать с китайскими специалистами, которые так или иначе часто были подотчетны властям.

В 2010 году Кидда пригласило в Китай местное Министерство общественной безопасности. В этом не было ничего необычного: Кидд сотрудничал с правоохранительными органами по всему миру, помогая раскрывать преступления при помощи криминалистических экспертиз.

В Китае к нему обратилась главный криминалист Института судебно-медицинской экспертизы при Министерстве общественной безопасности Ли Цайся. Она заинтересовалась его генеалогическими исследованиями и попросила провести одиннадцать месяцев в качестве приглашенного исследователя в его лаборатории в Йеле. Кидд рассказывал NPR (Национальное общественное радио), что «на первых порах» просьба не вызвала у него никаких опасений.

Как ученый, работающий в правоохранительных органах, Ли Цайся обладала доступом к базе ДНК этнических меньшинств Китая – уйгуров, казахов и кыргызов.

«Она [Ли Цайся] утверждает, что образцы были взяты при задокументированном информированном согласии, – говорил Кидд в интервью NPR. – На каком основании я должен в этом сомневаться?»

Год прошел в продуктивной работе. Кидд внес ДНК уйгуров в свою глобальную базу данных. Затем они написали безобидно выглядящую статью, опубликованную в июльском номере престижного журнала Forensic Science International: Genetics за 2016 год. Мунстеръелм и другие эксперты полагали, что Кидд льет воду на мельницу национальной стратегии Китая по документированию генетической информации представителей этнических меньшинств страны. Начиная с 1990‐х годов Китай сделал документацию генетических данных одним из своих приоритетов, нуждаясь в мифологии, которая убедила бы китайский народ, что в генетическом смысле он принадлежит к одной семье, связанной кровным родством.

«На сегодняшний день полиция всего мира пользуется секвенаторами Thermo Fisher. Но в Китае пытаются упростить всю эту технологию до минимального числа маркеров, чтобы иметь возможность просто различать ханьцев и уйгуров», – говорил мне Мунстеръелм.

По словам Кидда, после прекращения сотрудничества с Министерством общественной безопасности Китая он попросил их не использовать предоставленные им генетические образцы.

«Я не получил никакого ответа», – признавался он.

В июне 2020 года, когда полемика поутихла, я загрузил генетическую онлайн-базу данных Йельского университета, чтобы удостовериться, что фенотип уйгуров, публикация которого вызвала столько нареканий, был оттуда удален. Кидд действительно стер образцы, предоставленные ему Министерством общественной безопасности Китая. Однако в Йельском университете было много других генетических образцов уйгуров, полученных из других источников.

«Эти образцы генетических данных уйгурской популяции были собраны в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, – гласила одна из записей. – Все добровольцы являются жителями Синьцзян-Уйгурского автономного района более чем в третьем поколении и подписали информированное согласие перед участием в исследовании. Это исследование было одобрено Комитетом по этике Синьцзянского медицинского университета».

«В данную выборку включены представители уйгурской популяции из городского уезда Куча округа Аксу Синьцзян-Уйгурского автономного района, – гласила другая запись. – Образцы были собраны после подписания информированного согласия».

Майсем и множество других уйгуров рассказывали мне, что за отказ дать «информированное согласие» им грозило преследование властей или арест. У них не было возможности отказаться.

«Система сбора ДНК уже налажена, и вред нанесен», – подтверждал Абдувели, у которого тоже взяли образец ДНК, а также отпечатки пальцев и стоп в центре принудительного содержания. «Это ужасный пример беспечности, – соглашалась Майсем. – Как можно было не понимать, что будет делать Китай?»

Но некоторые ученые все равно ездили в Китай и принимали активное участие в конференциях по генетике.

В 2015 году на конференции в Китае выступили Кидд и еще один генетик,