хлопнув ладонью по столу.
– Иди, давай, болтаешь много.
– Ага, иду!
Спохватился Ярик и, вскочив из-за стола, стремглав понёсся в голубиную башню…
В мрачной спальне чертога Людмила осталась одна. Это ложе она делила с двумя мужьями, с двумя живыми мужьями…
Княгиня не издавала ни звука, шевеля почти беззвучно одними губами:
– Боги, ну как же угораздило дуру…
Она села на кровати, обхватив колени руками и горько заплакала. Ей было жалко себя, стыдно и горько одновременно. Мысли, будто рой разъяренных пчёл, жалили её в самое сердце, и с каждой следующей мыслью, становилось только больнее и страшнее. Что будет теперь с Урфаром?! Ярик… Он чувствует себя обманутым и страшно даже подумать, что чувствует Дмитрий. Княгиня, молча, сквозь горючие слёзы вопрошала у бога Яра:
– За что? За что мне всё это, и что теперь делать-то?
По пунцовым щекам обильно текли слёзы, княгиня плакала тихо-тихо, так чтобы никто не услышал. Меньше всего она сейчас желала, кого бы то ни было видеть. Прошло какое-то время, вдруг за дверью не послышались шаги и короткий разговор:
– Княгиня не приходила в себя?
– Всё ещё тихо, князь, я не решилась зайти, чтобы не потревожить госпожу.
– Ясно…
– А куда же вы, князь? Нежто уезжаете в такой час, и куда ж вы теперь?
Несколько мгновений тишины, за которыми последовал ответ:
– На север, так далеко, чтобы вернуться уже не смог. Это больше не мой дом. Да он им никогда и не был. Да ты не переживай, князь Дмитрий вернулся, так что Ладаж в надёжных руках.
Урфар спешно удалился, поскрипывая половицами. «Пресветлые боги… Макошь – матушка», – испуганно подумала Людмила, и не стронулась с места, страх и безысходность сковали её по рукам и ногам.
Почти сразу с другой стороны коридора послышались ещё шаги медленные и шаркающие. Так ходил только один житель крепости – волхв. «И уж он точно мимо не пройдёт», – подумала княгиня утёрла щёки и притворилась, будто спит.
Так и случилось. Дверь распахнулась, и внутрь вошёл старик со свечой, прикрывая за собой дверку. Княгиня продолжала притворяться, пряча лицо в перину. Старик подвинул стул к кровати и присел:
– Знаю, – начал говорить старик, – Знаю, тебе сейчас тяжело, но я хочу помочь…
Княгиня оторвала лицо от перины: «Чем ты можешь помочь мне, старик?!» – одним взглядом спросила она, не выдержала и, выхватив из-под головы подушку, метнула её в волхва. Он поймал снаряд, встал со стула куда и положив орудие гневного возмездия, быстро направился к выходу, обронив на ходу:
– Дитя луны – с рассветом волка не найти.
Людмилу, будто молнией прошибло.
– Вот же он выход, вот ответ, как быть! Бежать нагой за волком. Урфар… Урфар, бежать за ним… – пробормотала женщина шёпотом.
Выждав некоторое время, княгиня открыла окно и выбралась сквозь него наружу. К счастью по близости никого не было, но осторожность никогда лишней не бывает. Встревоженно оглядевшись по сторонам, она побежала по двору в конюшню и, слава Яру, успела! Урфар, как раз запряг лошадь и собрался уезжать, не простившись с ней, ни обмолвившись и полсловом… Людмила ненавидела его за это и понимала… Он просто не знал, что делать, что сказать, и потому решил бежать.
– Людмила?! Что ты тут делаешь?
– Иду с тобой.
– Но, но я ухожу жить простой жизнью, не лорда или князя.
– А мне всё равно, лишь бы с тобой.
Урфар сдержанно улыбнулся. Он по-прежнему любил эту женщину и в душе прыгал от счастья, как ребёнок.
– Тогда поторопимся… Ночь заметёт наши следы…
Мавелс рыжий
Король Энкбэр поднялся с трона и, осушив кубок, швырнул его в угли костра, над которым жарилась туша косули.
– Этот пир такой скучный, что придётся кого-то убить! – король посмеялся над своей шуткой, а вместе с ним и придворные. Они знали, что тот, для кого эта шутка окажется несмешной – станет последней шуткой, что он слышал в жизни.
– Зрелищ! Зрелищ! Мы требуем зрелищ! – сидя на троне требовал король, и его желание, как всегда было исполнено.
В большой зал двое стражей тут же ввели, поддерживая под локти огненно-рыжего, совсем юного паренька с тонкими пальцами и лютней в руках. Стражи отпустили его и спешно покинули зал. Конопатого барда била мелкая дрожь. В него полетели листья капусты и грозди ягод.
– Играй! Играй! Да, начинай уже!
Вразнобой кричали придворные, издеваясь над парнем. Наконец, оценив обстановку, бард взял себя в руки, перехватил поудобнее инструмент и, ударив по струнам, начал свой сказ:
Среди высоких дюн, под гнетом солнечных лучей,
Сидел в темнице, но в мыслях он был с ней.
Тянулось время день за днём, за ними – год за годом,
Страдал душою князь и наоборот, княгиня в чертоге ждет весточки о нём.
Но с каждой новою весной ветшает дом, а вестей нет.
Бедняжка плачет слёзы льёт, и всё невыносимей быть одной.
И вот, однажды, воя под луной, безродный волк услышал плач.
И, подойдя к стенам чертога завыл, что было мочи прям у её порога.
Княгиня двери отварила и на постель свою пустила.
Волк рядом был опорой – и с ним, как за стеной.
Он прикипел к княгине всей своей душой, сказав:
«Всегда мечтал, что б ты была со мной».
Они давно знакомы с волком, его княгиня помнила ещё щенком,
Теперь согрето ложе, теперь она не одинока.
Но по стеченью злого рока, шакалов туча собралась у княжеских ворот,
С надеждою набить брюхо, порадовать живот.
Княгиня попросила птиц, чтоб сообщили Льву,
Узнав, Лев тут же про беду, так и ответил: «Не пойду».
Никто уже не ждал, но вот, одетый в славу и в почёт,
В сопровождении верных псов, спустя десятилетие,
Вернулся тот, о ком забыли,
И мысленно, среди песков уже похоронили.
Но вот он здесь, и вот она, но к сожаленью нынче не одна.
Шакалов стая у ворот и Лев на помощь не придёт,
Волк на постели у жены и всё готово для войны.
Одна отрада – вырос сын, таким, как и мечтал забытый,
Княгиня с серым убежала и нити с прошлым оборвала.
Лев сервера и Тигр юга боролись яростно, пуская кровь друг другу,
Один считал, что был обманут, предан, второй – наказывал за дерзость.
Итог – треск тысячи костей в пасти шакалов и гиен,
В пасти шакалов и гиен…
Взмокший, потому как пению он всегда отдавался всецело, бард сыграл финальный аккорд и открыл глаза. Мавелс всегда играл и пел, как в самый последний
