свой круг общения, не опаздывайте на занятия, не прогуливайте, не привлекайте к себе лишнего внимания. И всё будет в порядке.
— Логично.
— По поводу надзирателей. Некоторые любят вознаграждения. Десять-пятнадцать рублей в месяц — и на многие мелкие проступки они будут смотреть сквозь пальцы. Если «дружить» с надзирателем, жить станет проще. К сожалению, про вашего я ничего не знаю, но постараюсь выяснить.
— На лапу дать? Это можно. Главное, чтобы не всплыло потом.
— Поэтому и говорю, пока ничего не предпринимайте, дождитесь информации. Есть принципиальные. С ними обычно много проблем. Так, и последнее. Тренировки, тренировки и ещё раз тренировки — это залог того, что вы тут останетесь. Если чувствуете, что не тянете программу, обращайтесь к мастеру за дополнительными занятиями. Стоят они недорого, но могут оказаться очень полезными. На этом, пожалуй, всё, — Степан поднялся и достал из кармана сложенный листок бумаги. — Тут мой телефон и адрес. Живу я в соседнем доме. Если появятся вопросы, звоните.
— Интересно, — я взял бумагу. — Почему Пётр Петрович мне так помогает?
— Глава моего рода был в хороших отношениях с вашим отцом. Дань уважения покойному другу. Разве этого не достаточно?
— Возможно… В любом случае, спасибо за информацию.
— Рад был помочь.
Когда Степан ушёл, я долго сидел у окна и смотрел на погрузившийся в сумерки сквер, где в свете фонарей порой мелькали зелёные пиджаки студентов. Ничего необычного в словах молодого Оболенского не было. Я слишком хорошо знал жизнь, чтобы понимать, как она устроена. Чаще всего, речи о равенстве — лишь красивая ширма, за которой творятся весьма неприглядные вещи. Может, кому-то и хотелось, чтобы всё было правильно, но человеческую природу переломить сложно.
Однако мне показалось интересным предположение, что меня могут спровоцировать, чтобы вывести «за забор». Об этом я прежде не думал.
А вот обращаться за помощью к Степану вряд ли стоило, по крайней мере, по разным пустякам, которые я мог и сам уладить. Лучше не оказываться в долгу даже перед друзьями, особенно, когда речь идёт о неком моральном долге. Иначе потом спросят. Однако, как источник информации, Степан мог оказаться в дальнейшем очень полезным.
На следующий день для меня начались занятия.
Первая пара проходила в просторном светлом лектории, где собралось, наверное, человек сто. Лекция по истории магических практик проводилась сразу для нескольких групп. Читал седой профессор ранга примерно пятого.
Я устроился на заднем, самом верхнем ряду, наблюдал за студентами и порой записывать кое-какие моменты, которые за долгие годы улетучились из памяти, хотя всё это я, разумеется, знал.
С моей группой удалось познакомиться только на второй паре. Комаровский подошёл ко мне на выходе из лектория и сказал, чтобы я следовал за ним. Мы прошли по переходу в соседний корпус. Кабинет находился на втором этаже. Большое помещение с высокими окнами, цветами на подоконниках, шторами, подвязанными лентами, и деревянными панелями по низу стен.
Комаровский велел студентам сесть на места, вывел меня перед всеми и представил. Я окинул группу взглядом. Тут было человек тридцать. Восемь девушек, остальные — парни. Заметил среди парней двух татар, а одна девушка имела восточную внешность. Учились здесь ребята со всей империи.
Включив эфирное зрение, я просканировал своих одногруппников. Судя по неяркому свечению и слабо развитых печатях, все они находились примерно на моём уровне, что для ребят восемнадцати-девятнадцати лет было неплохо. Мне же по итогу экзамена присвоили одиннадцатый ранг, хотя сейчас, возможно, я мог претендовать и на десятый, поскольку сила за последние дни увеличилась.
Особенно бросился в глаза крупный, полноватый малый, расположившийся за партой у окна и рассматривающий меня с нескрываемым интересом. Он выглядел старше своих однокурсников. Зачёсанные назад волосы были напомажены, хотя у большинства студентов я такой моды не замечал, в отличие от преподавателей. Когда меня ввели, здоровяк вёл беседу с парнем, что сидел позади него.
— Сергей Владимирович, а почему в нашу-то группу новых шлют? — поинтересовался он не слишком учтивым тоном. — У нас и так двадцать девять человек, а в третьей — всего двадцать шесть.
— Это вопрос к учебной части, господин Орлов, а не ко мне, — холодно ответил Комаровский. — Прошу любить и жаловать. Ещё один достойный одарённый в нашей группе.
— Ну это мы ещё посмотрим, — скептически заметил Орлов. — Говорят, некоторые даже до второго курса дотягивают.
— Я уж как-нибудь постараюсь, — проговорил я, глядя в глаза парню.
Ещё одна звучная фамилия. Орлов. Родственник главноуправляющего третьего отделения. Я надеялся, дальний.
— Попытайтесь. Может быть, из вас и получится толк, — произнёс лениво Орлов. — Хотя вижу, огонь к вам не слишком милостив.
Я инстинктивно коснулся шрама на лбу и поправил причёску:
— Всякое бывало. Лучше позаботьтесь о том, чтобы к вам был милостив.
— Да у меня всё хорошо, не переживайте так, — пожал плечами Орлов и продолжил диалог с парнем, что сидел позади него, словно меня тут и не было.
Сразу понятно, что Орлов тут — заводила. Ведёт себя нагло, и даже с надзирателем не слишком учтив, хоть и формально вежлив, не придерёшься. Стелиться перед подобными личностями я не собирался, но и руки распускать не стоило, по крайней мере, первым.
В класс вошёл преподаватель французского языка, а вскоре задребезжал звонок.
Французский в прошлой жизни я не изучал, однако, несмотря на это, речевые навыки и кое-какие знания остались, а те, которые не остались, очень быстро вспоминались. Судя по гимназическому аттестату, Алексей изучал французский и латынь. Те же языки преподавались и в академии. Все основополагающие труды по магическим техникам были на латыни, а французский в те времена считался наиболее ходовым из всех иностранных языков.
Когда урок закончился, студенты стали собираться, чтобы идти в другую аудиторию. Я спросил у тех, кто сидел поближе, где будет следующее занятие. Мне ответил высокий малый с зачёсанной на бок чёлкой, сказал, что — в этом же корпусе, и предложил следовать за ним. К нам присоединился кудрявый паренёк ростом пониже, и мы втроём направились по коридору к лестнице.
Ребята сразу представились. Высокого звали Павел Фролов, его друга — Даниил Петровский. Они были, как и я, не титулованными дворянами. Фролов был из Москвы, и у его рода имелся герб, Петровский — из Твери, на его пиджаке красовался двуглавый орёл империи.
По пути мои новые знакомые принялись меня просвещать, кто есть кто, и
