племен – самое древнее. Каждый род у них произошел от какого-то зверя. Они себя так и называют – дети Лося, дети Волка, дети Лягушки… И того зверя они чтят, как родителя. В древние времена случился великий потоп. Нахлынули воды моря Нево, затопили леса. Все люди погибли, но изорянам указали путь к спасению их родовые звери…
– Где ж теперь изоряне? – спросил нойда.
– Ушли, – развел руками Морока. – Словене приходят, ставят деревни, рубят лес, а чудь уходит все дальше в чащи. Про изорян слыхал, будто они в свои землянки зашли, изнутри закрылись и пропали…
– Не все, – возразил нойда. – В Новом городе, вон, целый чудской конец есть.
– Конечно, не все, – кивнул Морока. – Многие со словенами переженились. Девки чудские красивы – белокосы, белолики… А вот и опушка!
Могучие сосны остались позади – земля их уже не держала. Дальше ноги утопали в сочном зеленом мху. Перед путниками раскинулось то, что некогда было большим лесным озером. Теперь на его месте зеленело нечто по виду похожее на мшистый, кочковатый луг. Но горе путнику, решившему его перейти!
– Это что же там белеется?
Впереди из мха поднимался большой плоский камень. Рядом виднелось распростертое тело в белой окровавленной одежде.
Сердце нойды забилось чаще. Он пошел быстрее. Морока следовал за ним. Несколько десятков шагов – и оба подбежали к камню.
– Нежка!
Девица дышала, но была без сознания. Нижняя рубаха грязна и разорвана, на боку расплылось большое красное пятно… Нойда кинулся к ней, распорол рубаху, быстро осмотрел рану. Та оказалась неглубока – похоже, нож вошел еле-еле, больше вскроив кожу, чем причинив настоящий вред. Крови, впрочем, вытекло много, однако она уже давно запеклась. Беспамятство девицы было непонятно и объяснялось, видимо, не природными, а колдовскими причинами.
– За что ты так с ней? – вскинул голову нойда, пытаясь унять гнев.
– Я? – поднял брови Морока. – А я при чем?
– Ты ведь изорянин, верно?
– По матери, – немного помолчав, сказал отрок. – Меня Ворошила потому к себе и взял. Всяк знает, что изорянин к любой животине подход найдет… А что?
– Ты играешь с огнем, Морока. – Нойда вперил в него взгляд узких светлых глаз. – Как ребенок, что поджигает бересту среди пустой избы…
На лице подпаска возникло упрямое, недоброе выражение.
– Обвинить меня в чем-то хочешь, лопарь? Сперва докажи!
– Я пока не обвиняю. Но вот что чудно, Морока. Где беда, там ты со своей дудкой! Скажи правду…
– С чего это я должен тебе что-то говорить?
– Потому что, сдается мне, ты сам не понимаешь, что творишь. Да, ты любишь всякую скотину. А вот людей – не очень… Послушай, парень. Я не знаю, что тебе сделали Ворошила и его жена…
Взгляд Мороки из просто неприязненного стал откровенно злым.
– Не лезь в мои дела, ведун! Пожалеешь!
– Я уже пожалел, что сюда пришел, – вздохнул нойда. – Но я начал дело и не остановлюсь, пока не закончу. У тебя необычный дар, Морока! Не трать его на скверну! Уже едва не погибла безвинная женщина…
Подпасок на миг задумался, потом презрительно усмехнулся:
– Тетка Душана? Нечего было под руку соваться!
– А с сестрой что ночью сделал? Зачем?
– Она мне не сестра! – рявкнул Морока. – Ты ничего не знаешь, лопарь!
– Это ты ничего не знаешь, – возвысил голос нойда. – Давай, поджигай бересту! Огонь загорается, а тебе и весело! Остановись, Морока! Ужасные вещи начнутся, если ты не одумаешься!
Морока осклабился.
«Не верит ни единому слову», – понял нойда.
Отвечать парень ничего не стал. Быстро поднес к губам пастушью дудку, заиграл… и исчез.
Нойда остался один возле жертвенного камня.
* * *
В ветвях перекликались лесные пичужки. Где-то в отдалении глухо пророкотал гром.
«Он ведь на смерть завел тебя, братец, – послышался из бубна голос равка. – Слишком ты любопытный. Я еще во дворе заподозрил, что он решил тебя убить…»
– Да это-то понятно, – отмахнулся нойда. – Знать бы, как он творит свои чары? Откуда у мальчишки-подпаска такая мощь? Почему все мои умения бесполезны против него?
Нойда глядел на лежащую в беспамятстве Нежку, на древний звериный камень, на мирно зеленеющее болото…
– М-да. Неспроста Каврай меня сюда послал, – пробормотал он.
«Ага-а-а! – тут же отозвался равк. – А кто кривлялся? Фу, корову искать, я слишком велик и славен…»
– Помолчи, без тебя тошно… Дар говорить со зверями у Мороки рожоный, это ясно. Изорянская кровь! Но мальчишка-то ведь не колдун. Он ничего не знает и не умеет…
«Все-таки, похоже, скоро я освобожусь от тебя, – задумчиво проговорил Вархо. – Морока, когда будет от твоего мертвого тела избавляться, все побросает в трясину. Наверняка и бубен выкинет… Не себе же оставит? Надо быть уж очень смелым или совсем глупым, чтобы чужую колдовскую снасть себе забрать…»
– Изорянская кровь… – думал вслух нойда. – Слыхал я кое-что… Изоряне в час беды могли позвать на подмогу зверя-пращура… Но превратить в медведиц сперва мачеху, а потом и сводную сестру… Как он это делает? Тут нужна совсем другая сила! Какая лишь у богов есть…
«Бубен в болоте сгниет – вот я и на свободе! Может, болотной тварью стану… Кто тут у словен живет, кикиморы?»
– Вархо! – подскочил нойда. – Что ты сказал?
«Кикиморой, говорю, стану…»
– Да нет, перед этим! Про бубен?
«Э-э… Что Морока бубен наверняка в болото выкинет. Куда ему совладать с твоими сайво?»
– Вот оно! Спасибо, дружище!
«На здоровье! А за что?»
– Где подпасок?!
«Не беспокойся, – насмешливо отозвался бывший равк. – Он недалеко».
И тут, словно из воздуха, над поляной полилась песня.
– Раз ведун захожий в чаще задремал… – выводил звонкий мальчишеский голос.
Несколько мгновений нойда в некотором ошеломлении слушал веселую песнь о незадачливом ведуне, беспечно зашедшем куда не надо…
А потом пение внезапно оборвалось, и заиграла пастушеская дудка.
Нойда скорчился, как от удара.
Дыхание пресеклось, голова пошла кругом. Откуда раздавались звуки дудки? Словно отовсюду и ниоткуда; близко или далеко – непонятно… Но каждый новый звук лишал нойду силы – будто кровь выливалась из жил!
Звуки дудки оборвались так же резко, как и пение, – и вновь зазвучал веселый голос:
– Смотрит, девка красная с шерстью на боку…
Часть дальнейших песенных злоключений легкомысленного ведуна нойда пропустил – на него навалился неодолимый сон. Нойда упал на колено, бубен начал выползать из ослабевших пальцев.
Отрезвил лопаря только голос равка:
«Давай, что ли, попрощаемся, братец…»
Нойда, собрав остаток сил, поднялся на ноги. Дудочка все играла, лишая сил и воли…
«А! – подумал нойда сквозь тяжкую дремоту. – Теперь ясно…»
Но не слишком ли поздно? Снова полилась веселая песенка, расписывая его грядущую, не слишком веселую судьбу…
Ублажал медведицу ночку напролет, Спать придется вместе, пока снег не пойдет!
Над болотом собирались сизые тучи. Гром прогремел снова – близко, раскатисто и грозно.
«Ах так! Вот тебе!»
Нойда набрался сил, выпрямился, ударил в бубен и запел:
А утром солнце, как всегда, нам вспыхнет из ветвей, Пусть нарожает медвежат, я буду счастлив с ней!
Из воздуха раздался хохот. Прямо перед саами возник Морока. У
