всем хватит.
Пускай эти двое куда хотят сваливают, хоть за Море. Дарцы, так и быть, пополам.
Юга впервые — за короткую свою жизнь— по-настоящему боялся.
Глава 8
В последнюю длину Юга был сам-не-свой. Не чужой, и то ладно, поэтому Выпь несколько удивился, когда облюдок сгреб его за рукав поношенной куртки и заявил, что они идут в Городец.
— Мы уже в нем, — осторожно возразил вышибала.
— Ну какой все-таки дурак! Я говорю — двигаем на главную площадь, прогуляемся, как нормальные… Нормальные люди. Можешь взять свою мелочь проблемную.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — недоверчиво сощурился Выпь.
— Я себя всегда чувствую! Собирайся, буду ждать внизу.
— И вот, он сучится, — вздохнул Выпь заглянувшей в комнату Серебрянке.
Так получилось, что обычные, полагающиеся добрым жителям развлечения Черного Городца обходили их по широкой дуге. Съедала работа. Серебрянка, по ее словам, тоже активно людям не показывалась, бежала оживленных улиц, так что вылазка оказалась в новинку для всех.
Выпь держался не в пример увереннее себя прежнего, почти не сутулился и глаза не прятал. Даже оглядывался вокруг — с любопытством. Даже сдержанно улыбался в ответ на вполне искренние улыбки девушек. Серебрянка, в нарядном темном платье и светлом головном платке, подарке внезапного Юга, крепко держалась за руку старшего спутника.
Юга, украдкой наблюдавший, выдохнул. Можно было не опасаться, что без него теперь они потеряются и пропадут. Хотя — быстро себя одернул — какая ему разница?
Людей, несмотря на смыкающееся веко, гуляло преизрядно. Все нарядные, улыбчивые, подозрительно доброжелательные. Уличные огни сияли особенно ярко сквозь чистое цветное стекло, украшенные танцующими на ветру лентами Дома блестели отмытыми боками. Люди перемещались парами и шумными компаниями, обменивались приветствиями и добрыми пожеланиями.
— Или праздник какой?
— Око Становления у Городца, — почти в один голос просветили спутника Юга и Серебрянка.
Вердо, схожие между собой, как пальцы на руке, следили за порядком. Пастух опасался, что их могут спросить на предмет регномов, но стражи Городца лишь равнодушно проскальзывали по троице взглядами.
— У тебя-то марка сохранилась или стерлась вовсе? — склонившись к Серебрянке, спросил Выпь.
— Вместе с первой шкурой сошла, — виновато пожала плечами она, жмурясь на сочное свечение огней.
— Ага, — Выпь зыркнул на Юга, ожидая злых слов по поводу истраченных дарцов, но друг лишь фыркнул.
— Да подумаешь, беда какая. Гаер сам за долгом явится, тогда и ткнем ему под нос некачественной работой. Пусть скидку делает, халтурщик. Давайте лучше туда, там что-то интересное затевается…
Все главные улицы города стекались в одну большущую площадь. Народу здесь толпилось видимо-невидимо, отовсюду слышалась диковатая, пряная музыка, ярко горело в высоких чашах пламя, горло щекотал сладкий приманчивый голос заморской снеди.
— А ты говорила, что у нас еда скудна, — поддел Юга девчонку, с изумлением глазеющую на лоток торговца, заваленный стеклянно блестящими сладостями.
— Но это же… Это же не отсюда…
— Хочешь чего-нибудь?
— Нет, нет, спасибо, — испуганно замотала головой Серебрянка.
— Вот упрямая мелочь.
Юга протолкался к говорливому лотошнику и, особо не торгуясь, взял темный, почти черный брусочек с ладонь величиной.
— Держи. Оно не отравленное, не бойся.
Серебрянка недоверчиво приняла гостинец, вежливо обнюхала, лизнула.
— Ой, вкусно! Что это?
— Это… — начал было как всегда честный Выпь, но Юга лихо дернул его на себя.
— Во многих знаниях — многие печали, так что обсасывай, что дают, и не спрашивай.
Серебрянка вздохнула с подозрением, но от соблазна не удержалась. Вещица оказалась и впрямь замечательной, с богатой палитрой вкуса — от приторно сладкого до острого.
— Все же, ты странный, — задумчиво сказал Выпь, пока Серебрянка в компании человеческих детей, восторженно обмирая, кружилась на шумной, пестрой карусели.
— Только заметил?
— Нынче это особенно бросается в глаза.
— Не порть гулянку, — Юга толкнул его в бок, хитро блеснул глазами, — давай, познакомься уже с кем-нибудь, вон та фигуристая тиа о тебя глаза стерла.
— Не думаю, что это хорошая идея.
Выпь осторожно проследил взгляд спутника. У Юга был дар определять сложение людей сквозь самую дремучую, многослойную одежду. Указанная тиа была с ног до головы завернута в богатое одеяние, но раз облюдок назвал ее «фигуристой», значит, так оно и было.
— Ты не думай! Ты действуй! Иди, ну же, хватит за меня держаться, мои гости уже к тебе ревнуют. Думают, верно, что ты мой возлюбленный.
Сработало. Пастух аж пятнами пошел и решительно зашагал к богато снаряженной тиа, и впрямь кидающей в его сторону недвусмысленно-лукавые, жаркие взгляды.
Осекся на полпути, словно лбом влетев в незримую преграду. Развернулся, мучительно, всем телом вслушиваясь — и попер в совершенно другом направлении. К изумленной досаде девушки.
Юга раздраженно цокнул языком, скроил гримасу и метнулся следом.
Не очень далеко от центра площади была устроена клеть, собранная из тончайших волокон стальной травы. Крепкая и высокая, ажурная, до отказа полная бойцовыми овдо.
Выпь не понаслышке знал, как люто бьются его подопечные на свободе, в условиях гона. Ему случалось и разнимать сцепившихся особых, и латать их, и собирать то, что осталось от незадачливых бойцов. Но лишь краем уха слышал, как некоторые люди воспитывают овдо в суровости, жесткой скудности, принуждая к постоянной злобе и желанию сражаться.
Как вот теперь: на потеху публике, в клети бились сразу три овдо. Черный, как Полог в зеницу тьмы, идеально круглый и наверняка очень тяжелый; бурый, словно сухая кровь, с редкими толстыми шипами; и глухо-зеленая самочка, очень молодая, вся покрытая тонкими крючьями-зацепами, помещенная в клеть для возбуждения.
Случалось, что женские особи дрались безжалостнее и подлее самцов.
Публика свистела и орала, подзуживая противников. Хозяева овдо сжимали кулаки тут же, иногда обращаясь к беспристрастным судьям.
Черный шар атаковал зеленый — и подставил бок бурому, который отшвырнул его на прутья клети.
Люди подались назад с восторженным рокотом.
— Эк он его! Точно тебе говорю, вылетит черныш, как есть вылетит!
— Не-е-е, это мы еще поглядим, кто кого ухайдакает. Зеленый-то тихушник, ждет небось, пока эти здоровяки друг дружку побьют.
— Красный, а, красный каков! Кра-са-вец! Шипами как — у-ух!
— Тио главный судья, это решительное нарушение правил! — плачущим голосом пожаловался один из хозяев. — Длина и количество шипов строго регламентированы!
— Поправки надо читать, попр-р-равочки, — довольно расхохотался другой, потирая руки.
Юга понял, что собирается сделать его знакомец до того, как Выпь сам определил мысль-действие.
— Выпь, а вот это вот совершенно точно плохая затея!
Пастух, не глядя, высвободил руку из цепких смуглых пальцев и, шагнув за символическую ограду, сдвинул засов на двери.
— Ты что творишь, эй…!
И скользнул в клеть.
