достойное Алтааны. Воздушное, легкое, полное света. Такое, какое еще не выходило из-под молота ни одного кузнеца Среднего мира. И Верхнего тоже.
Если чудесный подарок не сделает Тимира достойным хотя бы ее ласкового взгляда…
Дальше Тимир старался не заглядывать, только искал. Искал материалы и новые способы ковки.
– С возвращением, удаган Тураах! – задумавшись, она не услышала его шагов и не почуяла приближения. – Голос хомуса моей работы я узнаю всегда. Он и подсказал о твоем приезде.
– Твой дар, дархан Тимир, поет во всех Трех мирах, – Тураах жестом пригласила кузнеца сесть. – Не спится?
– Люблю ночную прохладу. От жара горна устаешь, – покачал головой кузнец и замолчал. Тураах ждала, чуяла: он не просто так пришел. И дождалась. – Ты сможешь ей помочь?
Вот оно что – Алтаана. Удаганка всмотрелась в лицо кузнеца: он изменился. Стал суровее и печальнее. Нет улыбки. Не звучит подобный грому смех.
– Почему тебя интересует Алтаана? Ты что-то знаешь? Или… Ты ведь не местный, да? Давно это было, но я помню: Чоррун привез тебя с какой-то ярмарки, и… Не может быть! – он отвел глаза. – Уж не входил ли ты в число неудавшихся женихов?
Тимир с ненавистью взглянул на заготовки для стрел, разложенные на столе. Рутинную работу он презирал: отвлекала от поиска. Но приближалась пора Большой охоты, и наконечники, грубые лезвия ножей были необходимы.
В кузне кипела работа, и лишь ночные часы оставались у Тимира для работы над подарком Алтаане.
Массивные серьги с гравировкой, которыми украшали себя девушки и женщины, были слишком земными. Как сделать металл невесомым?
Тимир перебирал украшения. Его считали мастером. Собиравшиеся свататься женихи приезжали издалека, желая одарить невесту щедрым подарком, но все то, чем некогда гордился кузнец, теперь казалось грубым и неуклюжим.
Что, если использовать не серебро, а светлый металл Нижнего мира? На болотах преисподней можно было найти тончайшие металлические веточки с резными листочками. Переплавить их? Или включить в свою работу?
Тимир швырнул украшения на стол и вышел в ночь. Нужно было подумать.
Промедление жгло сердце. С Ысыаха не один сват наведывался в дом Алтааны, но всем было отказано. То ли присматривались к женихам, ожидая более выгодного предложения, то ли хотели сначала старшую Туярыму выдать.
Тимир вдохнул ночной воздух и направился к озеру.
Что-то тревожило. В горячке работы он привык не обращать на тревогу внимания. А сейчас остро почувствовал: исчезло нечто важное, наполнявшее мир светом и теплом.
Тимира словно обухом по голове ударило. Он остолбенел, прислушиваясь к сосущей пустоте в груди.
Все те долгие дни с Ысыаха, что он проводил, запершись в кузне, все полные поиска ночи он подспудно, каким-то неведомым чутьем ощущал исходящее от Алтааны тепло. Но теперь… Теперь это тепло пропало.
Алтааны не было. Не было рядом.
Кузнеца прошиб пот. Этого не может быть!
Тимир бросился на другой конец улуса, к юрте Уйгууны. Он не знал, что скажет ее семье, ворвавшись в дом среди ночи, но пустота жгла: беги, кузнец, беги! ты все равно ничего уже не сможешь исправить!
– Не входил! – резко оборвал удаганку Тимир, словно молот с силой ударил по наковальне. Кузнец поднялся.
Тураах стало досадно на себя за насмешливый тон. И больно. Кольнуло в груди воспоминание о радостной улыбке Айхала.
– Прости, Тимир, если задела. И останься, прошу, – Тураах поднялась следом. Он был единственным, не считая отца и матери, кто приветливо отнесся к вернувшейся удаганке, и Тураах жалела о сорвавшейся с языка колкости. – Мне нужна твоя помощь.
Тимир сел, взглянул на нее вопросительно. Тураах вспомнился задорный блеск его смеющихся глаз. Вместо сверкающих по металлу бликов теперь их наполняла тусклая тяжесть.
– Салгын-кут Алтааны похищена. И похититель – один из женихов. Но кто? Туярыма молчит. Я теряюсь в догадках.
– Я не смогу помочь, Тураах, – Тимир сокрушенно покачал головой. Глухой голос его казался больным. – В чем угодно, но не в этом. Я почти не выходил из кузни последнее время и не знаю, откуда приезжали сваты. Тебе бы со старухами поговорить, старые сплетницы точно подскажут.
– Кто станет говорить со мной? Мне ведь не рады здесь, – помимо воли на последних словах голос дал трещину, но Тимир не заметил. Или сделал вид.
– Станут. Ведь ты, Тураах, ходячий повод почесать языками, – усмехнулся Тимир. Удаганка удивленно подняла на него глаза: и как ей самой в голову это не пришло?
Тимир едва не налетел на решительно вывернувшую из двора девушку. Туярыма! Вопрос уже был готов сорваться с языка, но она его опередила:
– Тимир? Тимир, куда уехала Тураах? Она ведь удаганка, да? Где мне найти ее?
Тимир растерялся, а Туярыма взволнованно частила:
– Сестра… Алтаана больна, второй день в себя не приходит. Мать от горя посерела, лопочет бессвязно. И Табата пропал. Ты не видел его? Скажи, где Тураах? Я поеду за ней.
Жива! Пока еще жива.
– Ты слышишь, Тимир? Где найти Тураах?
– Слышу! Сейчас… Пойдем, я объясню, как добраться… А еще лучше, найдем тебе спутника…
Тимир поймал взгляд Тураах.
– Спаси Алтаану, удаган. Без нее улус солнце покинуло.
На рассвете задремавшую у костра Тураах разбудил вороний грай. Она прислушалась к птичьей перепалке, но ничего тревожного за ней не крылось. Зато неподалеку устроилась нахохлившаяся подруга.
– Что слышно, Серобокая?
– Крарх, в деревне все больше о тебе балакают. Чушь по большей части. Сороки трещат о серой тени в лесу.
Тураах нахмурилась: уж не ее ли она видела у юрты Табаты?
– Тень?
– Кхра, – сверкнула черным глазом ворона. – Бродит что-то… Но зла не делает.
– А об Алтаане или Табате?
– Ничего примечательного.
Тураах вздохнула и поднялась:
– Нужно проведать Алтаану.
Поднимаясь к юрте Уйгууны, удаганка ощутила чужое внимание. Оглянулась. Поймала взгляд узких, спрятанных в морщинах, но молодецки сверкающих глаз. Надо же, так и зыркает! Местные старались с Тураах взглядом не встречаться.
Тураах оглядела сухонькую старушку и ее сторожевой пост – узкую лавочку у покосившейся от времени юрты. Что там говорил Тимир про местных сплетниц? Как камешки перебрала воспоминания – и круто повернула к дому: не хорошо являться в гости без подарка.
Отец, только вернувшийся с утреннего обхода силков, без лишних вопросов выделил ей самого жирного косого, и Тураах вернулась к покосившемуся жилищу.
Старуха была на месте. От ее вострых глазок не укрылась дичь в руках гостьи.
– Да будет твой дом полон, а здоровье крепко, Сайыына-эбэ! – звонко поприветствовала хозяйку Тураах.
– Спасибо-спасибо, удаган, – мелко закивала старуха. Глаза ее так и бегали с зайца к лицу Тураах. – Здоровье ужо не то, кости ломит, но еще пока поворачиваюсь. Зятья-невестки, такие-растакие, не особо помогают… Хороший заяц, жирненький… Да жаль, не по зубам мне, старухе…
Цепкие пальцы Сайыыны ухватили тушку и потянули к себе. Тураах улыбнулась.
– Спасибо, уважила! Проходи, проходи, деточка, – старуха засеменила в дом, – поможешь освежевать, а то глаза слабы совсем.
Уж с глазами-то у Сайыыны точно все было в порядке. Да и с языком, надеялась Тураах, тоже. Тимир был прав: не столько подарок, сколько возможность щегольнуть новой сплетней открыла удаганке путь в дом к старухе.
Сайыына быстро подвесила тушку за задние лапки, выжидающе глянула на гостью. Тураах достала походный нож.
– Снимай-ка аккуратненько, – засуетилась старуха, – на рукавицы, глядишь, хватит. Зима скоро.
Уверенным движением Тураах вспорола кожу на лапке – так, чтобы не перерезать жилку. Сайыына вертелась рядом, продолжая тараторить.
– Алтаану-то жалко, напасть-то какая… Уж не происки ли коварных абаасов?
Притворившись увлеченной работой, Тураах многозначительно буркнула в ответ.
– Ай-ай, что ж это делается-то! А я Уйгууне ведь говорила-предупреждала, чтобы за девками смотрела, – старуха досадливо покачала головой. – Где ж это видано, так дочерей распускать! Туярыма при живой матери в доме хозяйкой себя поставила. Вот и за тобой, как Табата исчез, самовольно поехала, ни у кого совета не спросила, ай-ай. И сестра ее, бедняжка Алтаана, хоть и не так строптива, да тоже себе на уме. Женихи так и сбегались, а она – всем отказ. Были б мои девки, так и не посмотрела бы на их дела сердечные, выдала б за того,
