близкие к древневесским шейные гривны с гранчатыми головками и крючками (Спицын-Теплоуховы, V, 14; II, 10, 12).,Этим совпадения не исчерпываются, хотя имеющиеся различия (иные виды и типы земледельческих орудий, кроме горбуши, разные типы керамики и ее орнаментации,развитие в Прикамье свиноводства, почти отсутствующего в Приладожье) достаточно убедительно демонстрируют совершенную самобытность обеих культур. Указанные различия все же не дают повода к тому, чтобы отказаться от предположения о существовании регулярных связей Приладожья с Прикамьем в исследуемую эпоху, хотя, как уже говорилось выше, те или иные сходства в древних культурах финно-угорских народов во многом могут быть объяснены их этническим родством.
Этногенез коми-зырян тесно увязывается, как это выяснено археологическими и историко-этнографическими исследованиями последних лет, с передвижением значительных групп пермского населения Прикамья и освоением ими обширных пространств к северу и северо-востоку от области их прежнего обитания. «Процесс переселения с Камы на Вычегду, — писал недавно В. А. Оборин, — постепенно привел к ассимиляции предками коми редкого местного охотничье-рыболовческого населения, жившего по рр. Башке и Мезени и оставившего памятники типа ванвиздинской стоянки. Эти памятники можно связывать с вепсами. В процессе ассимиляции язык нижневычегодских и удорских коми впитал в себя некоторые элементы из вепсского языка. Некоторое влияние этой древней культуры сохранилось и в материальной культуре вычегодских комп до X-XIV веков, особенно в способе изготовления глиняной посуды и некоторых орудий труда, связанных с охотой».
Конечно, связь памятников типа ванвиздинской стоянки с древними вепсами должна быть признана весьма условной. Она выводится чисто умозрительно и никакими археологическими материалами пока что не подтверждается. Эта точка зрения, следовательно, имеет право на существование лишь в качестве рабочей гипотезы. Но если мысль В. А. Оборина все же окажется верной, то тем самым откроется возможность говорить о значительно более раннем, чем принято теперь думать, проникновении весских элементов в Заволочье и еще далее на восток, а вместе с тем встанет в порядок дня проблема поисков исходного района и соответствующих ранних памятников.
В этом случае может оказаться, что однажды проторенный путь не был забыт и позднее, в непосредственно интересующую нас теперь эпоху. В бассейне Северной Двины найдены (более точное место находки неизвестно) бронзовые украшения вполне приладожского облика (бронзовая подвеска в виде решетки, конек с шумящими привесками, колоколец с тремя колокольчиками), хранящиеся в Архангельском областном музее, которые имеют довольно точные аналогии в материалах раскопок А. М. Линевского. Если допустимо в этих находках видеть следы движения Веси в Заволочье, то тем больше оснований для утверждения относительно ее участия в этногенезе западных групп коми-зырянского народа.
Очень сложен и на археологическом материале совершенно неразработан вопрос о контактах древней Веси с Волжской Болгарией. Большое число арабских серебряных диргемов, появление значительной части которых в Межозерье через Болгар Великий не подлежит сомнению, остается хотя и веским, но по существу единственным доказательством наличия этих контактов. Столь же мало мы знаем о более далеких и спорадических связях со странами Востока и Юга, которые, несомненно, имели место. Вскользь брошенное по этому поводу замечание В. И. Равдоникаса, выраженное к тому же в очень общей форме, не решает вопроса, который и мы, к сожалению, вынуждены оставить открытым.
В истории культуры древней Веси XI в. приобрел значение выдающейся эпохи. Ее своеобразие состоит, между прочим, в том, что в рамках указанного столетия происходит важнейшее изменение основного направления культурных связей в сторону установления и все большего укрепления взаимоотношений с северными группами восточнославянского населения. Однако этот процесс не носил характера мгновенной, внезапной перемены, а подготовлялся исподволь еще в предшествующую эпоху.
Выше мы ссылались на интересное наблюдение А. М. Линевского, заметившего, что в ранних курганах (на Ояти и, вероятно, в других местностях), в которых встречаются вещи скандинавского происхождения, отсутствуют славянские изделия.В целом это, видимо, верно, но некоторые исключения из этого правила все же необходимо сделать. В частности, следует должным образом оценить то оставленное А. М. Линевским без внимания обстоятельство, что в захоронениях с явно скандинавскими вещами (скорлупообразными фибулами, цепочками, браслетами со специфическим орнаментом и проч.) довольно часто встречаются бусы — пастовые, стеклянные и сердоликовые. Установлено, что стеклянные бусы в Восточную Европу в ту пору широким потоком ввозились из Передней Азии; впрочем, для данного района допустимо (хотя бы частично) сделать исключение, так как в соседней Старой Ладоге, вероятно, существовало местное производство бус. Однако, как бы то ни было, в любом случае трудно предположить, чтобы переднеазиатские бусы в больших количествах проникали к древней Веси только путем прямого, непосредственного обмена. Скорее всего, посредником в таком обмене было древнерусское население.
Это обстоятельство, как кажется, служит достаточным основанием для утверждения, что славяно-весский культурный контакт имел место несколько ранее периода широкого и массового распространения здесь изделий славянских типов, т. е., вероятно, уже в IX-X вв. Уже самый обряд захоронения в курганах (полностью учитывая его своеобразие у древней Веси, отсутствие словенских многоярусных курганов, погребальных урн и т. п.), возможно, определенным образом свидетельствует о славянском влиянии. В самом деле, хотя длинные курганы, характерные для Кривичей, и сопки, типичные для ильменских (новгородских) Словен, нигде существенно не вклиниваются в район распространения весских курганных могильников, они почти вплотную примыкают к нему с запада и юга, указывая на наличие славянского этнического окружения и, следовательно, на источник культурного воздействия.
На восточной периферии района расселения Веси «памятниками славянской колонизации IX-X вв. являются единичные сопки, городища, немногочисленные курганы, известные в верхнем течении Шексны и на северном побережье Белого озера. Их расположение наряду с данными топонимики указывает направление славянской колонизации, более раннее освоение славянами северного побережья озера и роль Шексны как главной речной магистрали, связывающей район Белого озера с Новгородской землей, северными Двинскими землями и Поволжьем».
В XI в. в курганной культуре Межозерья вещи славянского облика — обычное явление. К их числу относятся не только предметы вооружения (боевые топоры, копья, мечи, наконечники стрел), но и орудия труда (ножи, рабочие топоры), что особенно важно. Из украшений надо отметить застежки-лунницы (типа — Бранд., III, 24), рубчатые перстни, фрагменты рога для питья (?) в серебряной оковке, наконец, многочисленные и разнообразные бусы. Однако наиболее сильно славянское влияние заметно в керамике. Правда, В. И. Равдоникас не согласился с этим, сославшись на тот факт, что керамические изделия вырабатывались на месте, но и в данном суждении он не прав. Местное производство отнюдь не исключает возможности того, что формы сосудов, равно как и их орнаментация, заимствуются у соседей. Исследователь древнерусского ремесла Б. А. Рыбаков замечает по этому поводу: «На пограничье
