недоумения, предостережения и непонимания. Я больше не хочу слушать гадости о Диме. Мне не стоило начинать, теперь я не замолчу: слишком горячо палит в груди.
— За что вы, Раиса Ивановна, не любите собственного ребенка? За то, что сделал даже не он? Дима не виноват, что вас когда-то изнасиловал его отец! Вы лишили ребенка любви, всегда относились к детям по-разному и удивляетесь, почему Дима сейчас не заботится о вас?
— Мира, ты не права, — злобно поглядывает на меня Раиса Ивановна.
— Да разве бывает прав кто-то, кроме вас? Вы выдрессировали свою дочь так, что она не имеет своего мнения, внушили сыну, что он намного лучше своего брата. Это вы сделали их врагами. Кристина и Андрей не имели шанса нормально общаться с Димой, потому что вы научили их этой ненависти. Вы жестокая и деспотичная женщина. То, что произошло с вами в молодости, сломало вас настолько, что вы сделали виновным своего ребенка, что в ненависти к нему нашли смысл жизни. Дима совершенно не такой, как вы хотите думать. Он сильная личность, он необычный, с ним интересно просто общаться, он настоящий. Сейчас я говорю вам, что ваш сын замечательный, а вы кривите губы и воспринимаете это как личное оскорбление. Может это у вас проблемы с головой, а не у Димы? Он лучше вас всех. Чего вот вы добились, чего добилась Кристина? Да ничего, сидите на шее у Андрея, вечно вам всем что-то надо. А быть хорошим сыном и братом довольно просто, когда гребешь деньги лопатой. Что вы можете без этих денег? Вы же ничего из себя не представляете, ничего не умеете. Диму вы называете неудачником, считаете, что у него мало денег, но он хоть чего-то добился сам. У него свое дело, жилье, машина, он у вас ни копейки не взял, всего добился сам. Знаете, как сложно взять и сделать, когда все вокруг говорят, что ничего не выйдет, что ты неудачник? Не знаете, и я не знаю. Дима же смог, я искренне восхищаюсь им.
— Мира, перестань, — шепчет мне Андрей.
— Это не вам не повезло с братом и сыном, это ему не повезло с семьей. Вы завидуете ему, завидуете, что он смог.
— Чему тут завидовать? — огрызается Кристина.
— Да всему! Ты пустое место, а он нет. Как у тебя вообще наглости хватает желать Диме разорения, желать зла брату? Он не получил бизнес, который построил ваш отец, благодаря деньгам его отца, и все равно не сдался. Это вы подлые и лживые.
— А сама-то? — приподнимает одну нарисованную бровь Раиса Ивановна.
— И я злая сука. Я вроде и не говорила, что чудесная. Мы все хуже Димы.
Встаю из-за стола, вижу хищный взгляд свекрови. Она терпит, но ее рот распахивается. Кристина растерянно моргает, на Андрея не смотрю, я иду к лестнице. Пропускаю мимо ушей пару нелестных замечаний в мой адрес. Наконец-то я в спальне, наконец-то я одна. Увы, ненадолго: почти сразу заходит Андрей. Его глаза потухли, он разочарован. Сажусь в кресло и смотрю ему прямо в глаза, я бросаю вызов и готова сражаться.
— Мира, ты неправа.
— Ну ради того, чтобы сказать, что я права, вряд ли бы поднялся.
— Ты перегнула палку, оскорбила мою мать и сестру. Я хочу, чтобы ты извинилась перед ними прямо сейчас, — привычная нежность превращается в холод.
— Больше ничего не хочешь?
— Перестань язвить.
— Перестань говорить мне, что я должна делать. Ты сам виноват. Я уже говорила, что не выношу этого, но опять стала свидетельницей оскорблений.
— Тебе было неприятно и решила всем настроение испортить? Ведешь себя, как ребенок.
— Я решила сказать, что думаю. Почему должна молчать, если мне обидно за Диму? Я сказала правду. Считаешь, что должна извиняться за свое мнение? — повышаю голос я.
— Ты меня не слышишь. Я не намерен продолжать этот разговор. Видимо, тебе нужно время осознать, что именно ты наговорила.
Почему он так спокоен? Хоть злится, хоть обижен, все равно спокойно подходит к двери.
— Ну и проваливай! Мы даже поругаться нормально не можем, потому что ты уходишь. Ты постоянно куда-то уходишь! Плевать, что мы не договорили!
Я хочу сказать еще много чего, только уже некому. Андрей выходит из комнаты, и я остаюсь одна в зеленом кресле.
Глава 13
Мне нравится лежать на полу и смотреть на то, как надо мной нависает лицо Димы. Нравится, что мой локоть прислоняется к его голой ступне, а ноги заброшены на диван, и он их иногда поглаживает. Дима включил подогрев пола, и мне сразу захотелось прилечь на пол. Странное желание, согласна. У нас тут рядом с моей головой шампанское и два красивых хрустальных бокала, похожие на пепельницы тонкой работы. Я сегодня в бордовом платье с глубоким вырезом, его шлейки скатились с плеч и, возможно, видна грудь. Был черный длинный пиджак, где он — понятия не имею. Скорее всего, в спальне, где мы раздевались. Хочу верить в то, что я сейчас привлекательна, но размазанная бордовая помада и сбившиеся волосы, которыми усыпан весь пол, надежды не оправдывают.
Дима такой задумчивый и красивый отсюда. Его прическа хоть и беспорядочная, но какая-то особенно соблазнительная. Он лишь в черных джинсах, мне приятно смотреть на его накаченное тело. Дима смотрит на меня долго-долго, потом говорит:
— Я раньше не верил в родственные души, думал это бред и все люди разные. Мы с тобой похожи, Мира, даже слишком. Если бы ты была мужчиной, то была бы таким мужчиной, как я, я в этом уверен.
— Значит ты был бы такой женщиной, как я? Эгоистичной, бесчувственной стервой, сукой и блядью? — улыбаюсь я, хотя глаза остаются даже слишком серьезными.
Еще более долгий взгляд, и в черных глазах загорается пламя. Меня всегда завораживает его восхищение.
— Ты не такая. Ты слишком прекрасна, чтобы я смог стать таким.
Дима приподнимает мою ступню и подносит к лицу, он так нежно целует подъем ноги, что мне становится щекотно, от этого и улыбаюсь. Как хорошо лежать у его ног на теплом полу в легком опьянении и тишине. Оказывается, ничего особо и не надо для тихого спокойствия, для ощущения блаженства: всего-то прилечь в нужном месте. Вот зачем ты опять открываешь рот? Зачем делаешь это, когда к пламени, которое я обожаю, добавляется нечеловеческая грусть?
— Что было бы, если бы ты встретила меня раньше?
— Какая разница? Не люблю думать, что могло бы быть. Все выборы сделаны, остается
