к ней огурчик такой – маленький и пупырчатый, да на вилочке. Есть?
— Для вас, — выдохнул половой перегаром и больными зубами, мотнув давно не мытой головой, тщательно расчёсанной на пробор, — найдём!
— После горячего похлебать, — продолжил Живинский, — хоть щец, хоть ушки, лишь бы не сидеть потом в ретирадной! А уже потом – лафитничек, да запотевший штоб! Со льда! Ну и к нему всякого закусить. Живо!
Половой испарился, и через полминуты перед судьёй стоял покоцанный подносик со стопочкой и огурчик, наколотый на вилку с отчётливыми жирными следами от пальцев. Выдохнув, Аркадий Алексеевич опрокинул в себя водку и прикусил огурец, всасывая сок и блаженно закатывая несколько припухшие выцветшие глаза с обилием красных прожилок на жёлтом белке.
Посидев так недолго и чувствуя, как похмелье потихонечку отступает, Живинский открыл глаза и потянулся блаженно. Хор-ро-шо!
Сквозь табачный дым и кухонный чад, уходящий к высоким сводчатым потолкам, едва пробивается свет газовых рожков, а отродясь немытые окна служат скорее деталью интерьера, чем источником света. Полы присыпаны опилками и песком пополам с разным сором самого сомнительного вида.
— Ушица, — подоспел запыхавшийся половой, увернувшись от разодравшихся было посетителей, — свеженькая!
Аркадий Алексеевич кивнул благосклонно и приступил к трапезе, заодно оценивая находящихся здесь женщин, пребывающих в разной степени алкогольного опьянения. Чтоб далеко не ходить!
После ушицы последовал лафитничек и блюдо с закусками. Постоянные посетители не мешают трапезе уважаемого человека, давая насладиться едой и хором из отставных солдат с оркестром из ложечника, гармошки и бубна.
Сво-во праздничка дожду-ся.
Во гроз-на му-жа вцеплюся!
Во гроз-на му-жа вцеплюся,
Насмерть раздеруся!
— Ай маладцы! — орал какой-то подвыпивший молоденький деловой, отплясывая трепака под музыку. — Как выводят!?
Вышибала с большой дубинкой и физиономией, как нельзя лучше подходящей под скандальную теорию Дарвина, кивал и притоптывал в такт несуразно большой ступнёй, наслаждаясь концертом.
— А подать музыкантам… — плясун пошарил по карманам, и не найдя искомого, отправился на экспроприацию к соседнему столику. Благородного разбойника там встретили в кулачки, но за него вступились товарищи.
Началась было драка, но в её эпицентр скользнул вышибала, обрушивая на зачинщиков тщательно выверенные удары обмотанной в тряпьё дубинки. К нему присоединилось и несколько посетителей из постоянных, и конфликт быстро прекратился.
— Хлеб, — захихикал Живинский, позвякивая горлышком лафитника о стопку и побулькивая, — и зрелища! Чем не Рим!
Ободрившись после водочки, он стал рассматривать женщин уже не отвлечённо, а с вполне определённой целью. Взглядом знатока судья отсеивал негодных.
— Пойдём-ка! — поманил он не слишком трезвую фемину, показавшуюся ему чуть побойчее и поинтересней прочих.
— Извольте! — несколько невпопад ответила женщина, подойдя вихляющейся походкой и склонившись так, что полные груди вывалились из расстёгнутого корсажа. — Рупь с полтиной по-простому, а за трёшечку любые фантазии!
Подёргав за крупные отвислые соски, Живинский захихикал мелко и согласился.
— Трёшечка! И отработаешь по полной, уж будь уверена!
Флигель по летошнему времени полупустой. Добрая половина его обитателей подалась на гастроли по провинциальным городам, и на нарах похрапывает только вусмерть ужравшийся Ермолай Иванович, да постанывает в горячечном бреду избитый мещанами за шулерство Игнатий Фебович.
— Ну-с, — скинув с себя одежду, Живинский задвигал бёдрами, — я буду старым, но похотливым лесным сатиром, а ты прекрасной испуганной нимфой. Только не слишком-то убегай, у меня колени больные!
Поиграв в догонялки с хохочущей нимфой, и всласть полапав оную за интересные места, привычного отклика в организме Аркадий Алексеевич не дождался.
— Давай по-французски, что ли! — чуточку раздосадованно сказал судья и уселся на нары, расставив ноги.
— Что старинушка невесел? — присела фемина между ног. — Хуй головушку повесил?
Ролевые игры и французские изыски не помогли, и Аркадий Алексеевич чувствовал себя раздосадованным и немножечко, самую малость – преданным. Поглядывая на старого боевого товарища, не желавшего стоять по стойке смирно, несмотря на все старания женщины, он только вздыхал и мрачнел с каждой минутой.
— Ну всё! — решительно сказала наконец проститутка. — У меня уже челюсти сводит! Давай трёшку, да я и пошла!
— Деньги за результат, — возразил судья, тронув пальцем некогда стойкого бойца.
— За результат… — проститутка вскочила и упёрла было руки в боки, готовая к сваре, но почти тут же просветлела лицом, найдя выход из неудачно сложившейся ситуации. — Да будет тебе результат! Шпанская мушка… доплатить только придётся! Вперёд!
— Заплачу, заплачу, — оживился Аркадий Алексеевич, доставая деньги под жадным взглядом проститутки. — Давай!
За шпанской мушкой приободрившийся Живинский принял кокаин, и процесс пошёл. Стоя на четвереньках, фемина исправно подмахивала и отпускала дежурно страстные реплики, долженствующие показать необыкновенные возможности клиента, старательно отрабатывая гонорар. Внезапно судья навалился на неё всем телом, дёрнулся, да и замер.
— Кончил? — поинтересовалась фемина, но не дождалась ответа. Извернувшись, она выбралась из-под тела, и увидела остекленевшие глаза.
— Да никак… — опытная проститутка проверила пульс и весьма равнодушно отнеслась к его отсутствию. Не первый и даже не десятый, чего уж там волноваться!
Зато… она кинула взгляд на прочих обитателей флигеля, но они по-прежнему пребывали в бреду – один в горячечном, второй в алкогольном. Вытащив деньги из одежд покойника, она пересчитала их и едва не завизжала от свалившегося в руки богатства.
Щёки её раскраснелись, зрачки расширились, а дыханье участилось. Воровато оглянувшись, проститутка метнулась к двери, просунула ножку табурета в щеколду, почти тут же приступив к тщательному обыску комнаты.
* * *
Тётя Песя вместе с Фирой прямо посреди двора делали жару, варя на медленном огне варенье в большом медном тазу. Иногда они махали полотенцами, отгоняя злых ос, норовящих покончить жизнь самоубийством в одуряюще пахучем сиропе, и наглых соседских детей, лезущих куда не надо с желаньем ухватить чужого вкусного.
— Я до города пройтись, — сообщаю им, поправляя купленную-таки соломенную шляпу.
— Почки всё, — интересуется тётя Песя, мешая деревянной ложкой, — или ещё таки ой? Я к тому, шо если не всё, то без большого надо далеко гулять не стоит.
— Нормально, тётя Песя! Через несколько дней думаю снова начать тренироваться.
— А где Санечка? — интересуется Фира, относящаяся к нему несколько покровительственно, несмотря на обратную разницу в возрасте. — До художника своего пошёл?
— Угу. Всё, я тоже пошёл. Зайти куда-то за купить нужно или так?
— Так гуляй, — отмахнулась тётя Песя, — не хватало ещё мужчин за своим надом посылать!
Наглаживая по дороге встреченных знакомых котов, я потянулся до выхода из Молдаванки. Без цели, просто пошляться.
Танцы и акробатика пока сильно мимо, как и вообще всякая беготня. Остаются книжки, гитара, шахматы и немножечко Фира. Ну и карты вечерами во дворе. Тоже интересно. Когда ум на
