Чудище отодвинулось.
— Уходим! Мы уходим! Сейчас же!
Этот голос Макар узнал даже сквозь пелену горячего страха. Тем более что слышал его совсем недавно. Сегодня днем.
Он открыл глаза. Дьявол — или демон — гигантская собака? Обезьяна? С желтыми когтями на передних лапах, с грязно-серой перепутанной шерстью, кривил шею, принюхиваясь... Принюхиваясь к Кате. Она стояла рядом, подняв фонарь — тот дрожал и раскачивался, пятно света металось у нее под ногами.
Макар думал, что не может быть ничего страшнее, чем лежать и ждать, когда тебя сожрет хихикающая тварь. Оказалось, может. Что она тут делает? Следит за Макаром? Или наоборот, пришла, чтобы спасти? Но как...
— Ты! — Она вцепилась одной рукой в шерсть на загривке твари, другую, вместе с фонарем, вытянула вперед. — Какого черта ты здесь делаешь?
Злая, как фурия.
Макар попытался сесть. Вцепился в штаны, подтянул тело вперед. В спине что-то хрустело и тянуло. Не слушалось. Будто Макар сломался.
— Что тебе здесь надо?
Макар молча потянулся к кроссовке и одной рукой продолжил ее расшнуровывать.
Катя шагнула вбок, стукнула кулаком по стене. Челюсти капкана распахнулись, отпуская ногу.
— Убирайся давай! Быстро! Пока я не передумала!
— Или что? — Макар закашлялся, встал на ноги. Пошатнулся, но удержал равновесие. — Спустишь на меня эту тварь?
— Спущу! — Катя дернулась, зверь захрипел и потянул к Макару когтистую лапу, выворачиваясь из пальцев девочки. — Не-е-е-ет, не смей, Пахак!
Макар отшатнулся, шагнул — утонул спиной в стене, пальцы на руке свело судорогой.
— У тебя черепаха? Так это ты украл ее у Роберта? — Чудовище стряхнуло Катину руку и бросилось к Макару. — Беги, дурак! В стену!
Макар отпрыгнул назад. Темнота. Холодный сквозняк. Фонарик остался там, рядом с тварью и девочкой — то ли из мечты, то ли из ночного кошмара. Макар непослушными пальцами вытащил из кармана телефон, засветил вспышку. Прикинул направление и побежал, оскальзываясь на мокрых камнях — вдоль стены бежал ручей. В спину ему ударило:
— ...Не суйся, Шорохов! Это наш лабиринт, Ангурян...
И громкое хихиканье.
* * *
— Ангурян, значит. — Макар сидел за рулем и не мог заставить себя повернуть ключ зажигания. Руки будто прилипли к рулю. — Наш лабиринт. Черепашку у Роберта.
Голова ныла и гудела. В бессмысленной черноте всплывали и тонули предметы и фразы.
Капкан. Желтые когти. Черепашка. Катя. «Пахак, нельзя!»
Он помотал головой, заскрипел зубами. Надо ехать. Кому надо? И куда?
Просто. Куда-нибудь. В город. Там видно будет.
До ближайшего фонарного столба? Ты же спишь на ходу. Ты же в шоке.
— В шоке, — пробормотал Макар и криво улыбнулся дрожащими губами.
* * *
Он припарковался в начале Ворошиловского, вылез из машины и медленно побрел на мост. Встал на середине, до боли вцепился в перила и уставился на воду. Там плескалось отражение луны и разбегались разноцветными искрами огни проплывающих барж. Ветер ерошил волосы, трепал воротник, забирался ознобом под куртку.
«Простужусь», — отстраненно думал Макар. Мысль была глупая и неважная. Но другие — не получались. Рассыпались, как башня из неровных кубиков.
В бардачке надрывался телефон. Раз, другой, третий... Звонил отец. Потом перестал. Звякнула СМС.
— Наш лабиринт, — бормотал Макар. — Ангурян.
То есть Катя — сестра Роберта? Так, что ли? Смешно. Обхохочешься. Можно даже в стихах:
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни...[1]
— Нет уж, — скривился Макар. — Никакой гибели у гробовых дверей. Не так все и плохо пока...
Надо поговорить. Поговорить и сразу расставить точки над «i». Пока их не начали расставлять обстоятельства. Отличная идея — за неимением других. Не откладывая.
Над Доном показался край розово-оранжевого солнца.
Макар вернулся к машине и медленно, сосредоточенно покатил в Нахичевань, прокручивая в голове предстоящий разговор.
Припарковался в квартале от дома Ангурянов, вытянул из бардачка телефон и, не глядя, опустил его в карман. Посмотрел в зеркало. У него теперь были разные глаза: левый за ночь позеленел и стал будто чужим. «Тортилла разноглазая». Именно что Тортилла. Прав был Цыба.
Глава девятая. УтроТуда-сюда. Из угла в угол. До двери и обратно к окну. Как демон, когда он голоден или злится. Присесть на неразобранную кровать. Упасть носом в подушку. Сон не идет. Нет сна, нет и не будет. Какой тут сон после всего? Завтра, точнее, уже сегодня в школе, как вареная луковица, будешь сидеть, тупить и хлопать глазами. Первым уроком физика. Физичка — высушенная стерва. Любит докапываться до несделанной домашки. Вскочить. Метнуться к столу. Цапнуть учебник. Отбросить в сторону — все равно ни слова не понятно, а формулы выглядят бессмысленнее китайской азбуки. Распустить волосы — от резинки ноет затылок. Собрать в косу. И снова к окну, и обратно к двери. Из угла в угол, туда-сюда. Рассвет протискивается внутрь через неплотно задернутые шторы. Ветреный, багровый рассвет. На светлом ковре алая рассветная полоса. Кажется, это даже красиво. Можно ходить по кровавой дорожке. Туда-сюда. До двери и обратно. Распахнуть окно. Вдохнуть запах утреннего неба и сонной реки. Проглотить комок в горле. На часах без пяти шесть. Город дремлет. Ветер в трубах, редкие трели соседских будильников и кошки на помойках не в счет. Где-то по Первой линии едет мусоровоз, за ним джип — различать машины по звуку легко. Легче, чем кошек.
Карина привычно вслушалась в город. На Седьмой линии у кого-то работал телевизор, слышалась ругань. «Ты меня не любишь, уходи!» — «И уйду!» Звук разбивающейся посуды. Стук. Грохот. Поцелуй. Шепот. Кровь прилила к щекам. Иногда Карина ненавидела себя за умение слышать слишком многое. Она тряхнула головой, запрещая подслушивать, и «настроилась» на уличный фон. Все те же злополучные кошки. Ленивое тявканье соседского пса. Скрип тормозов. Быстрые шаги на Двенадцатой...
Скрипнула половица в доме — где-то за стенкой так же ходит дед. Спасибо ему, что ночью не стал ни о чем расспрашивать. Просто помог выбраться наружу, поцеловал в лоб и отправил наверх. Шепнул «все расскажешь, сначала успокойся» и даже не щелкнул по носу, как обычно. Понял.
Деду совсем не нужно знать о том, что произошло ночью в лабиринте. Что она натворила в свою первую ходку смотрителем! Какой страшный потерпела провал, какую неисправимую совершила ошибку, отпустив Макара. Пусть дедушка считает, что все в порядке и что его лусик не спит из-за ссоры с братом и встречи с «хозяином». Милый добрый дедушка! Если бы ты только знал!!!
