Книга Неудача в наследство - Светлана Романюк

Аннушка попыталась сообразить, о чём идёт речь. По ком может второй день убиваться одна из дочек Невинской? На празднике ни одна из них горюющей не выглядела. Что-то потом произошло? Вряд ли серьёзное. Иначе сама княгиня тоже бы горевала, а о ней молчат. Подумала-подумала, посмотрела на часы — до урока оставалось минуты три — да и выглянула в окно со словами:

— По какому поводу слёзоразлив?

Девчонки засмущались, зашмыгали носами, стали судорожно утираться, кто платком, а кто и попросту — рукавом.

— Да они котов жалеют! Пискуньи! — сообщил младший сын старосты.

Плотно сбитый мальчишка стоял неподалёку и ухмыляясь хрустел незрелым тёмно-зелёным яблоком кислющим даже на вид. Сок брызгал во все стороны от каждого его укуса.

Ответные выкрики со стороны девочек не заставили себя долго ждать.

— Сам ты пискун!

— Кто бы рот разевал?!

— От нюни слышим!

Аннушка решила брать разговор в свои руки. Разошедшиеся девчонки и побить обидчика могли.

— Котов, говоришь? Но ведь это хорошо, что жалеют. Слабых жалеть — правильно. Плохо, что повод к жалости есть. Случилось-то что?

Мальчишка выкинул в кусты огрызок и важно, явно подражая манере отца, заговорил:

— Жалеть-то, может, и хорошо. Только жалеть не словами, а делами нужно. А эти? Так, воду льют — себя тешат.

Девочки вновь зароптали, но паренёк не спешил замолкать.

— Мне, может, моего Мавку тоже жалко! Его кошкодав ещё весной придавил! Я ж слёз не лью, не причитаю! Я, между прочим, почти месяц кошкодава по ночам выслеживал! Покуда батя меня самого не поймал и за ухи не оттаскал. Ну ничо! Зря кошкодав два дня назад на княгининого кошака руку поднял. Княжна горюет, слёзы льёт. И эти дурёхи туда же. Теперича его точно споймают! Говорят, его поимкой сам уездный заседатель занялся! От него не уйдёт! У нашего уездного заседателя руки крепкие…

На последних словах оратор, морщась, потёр затылок с таким видом, будто на собственном опыте и именно этим местом оценил крепость заседателевой руки.

Аннушка растерянно хлопала глазами. Пришибленные коты? Кошкодав? Заседатель? Ну, положим, заседателя с крепкими руками Аннушка знала. Андрей Дмитриевич. Тот самый, которого так и не дождалась вчера Ольга. Но при чём здесь коты? Придавленные… И княгиня? Вспомнился урчащий шалун, покушавшийся на лакея, что нёс гостям рыбину. Как она котёнка утихомирить пыталась. Знаки под шелковистой шёрсткой выводила. Это его, что ли, придавили? И если дочка Татьяны Михайловны уже два дня слёзы льёт, то придавили должно быть ещё на балу или сразу после него. За что? Он после знаков, что она вывела, до середины ночи должен был проспать. Жалко-то как! Почувствовав, что и сама сейчас слёзы лить начнёт, Аннушка велела детям пустые разговоры прекращать и на урок поторапливаться. Вернулась за стол, с отсутствующим видом перелистнула учебник к теме сегодняшнего урока и подумала: «Это что же, выходит, Андрей Дмитриевич за каким-то кошкодавом гоняется? Видно, потому и не пришёл вчера. Нужно Ольге рассказать». Решила так и не то чтобы успокоилась, но переживание отодвинула и на урок переключилась. Тема сегодня была сложная, не всем с первого раза понятная. Объяснения ребятам требовались подробные и чуткие.

Глава 23. Изменчивое настроение

Михаил проснулся, ощущая жажду деятельности и движения. Впервые после возвращения домой сделал разминку. Гнул неподатливое тело, делал махи, разгоняя застоявшуюся кровь. Мышцы, отвыкшие от нагрузок, постанывали, суставы поскрипывали, недавние ушибы ныли, пот буквально заливал глаза. «Кого я обманываю?» — задался Михаил вопросом. Гимнастику он забросил задолго до возвращения домой, ещё на чужбине, когда необходимость срочного возвращения на родину ещё только замаячила на горизонте.

Михаил поливался водой, растирался жёстким полотенцем и вспоминал вчерашний день, плавно перетёкший в вечер. Хорошо они со Славкой посидели. Сперва проблему Андрея обсудили, договорились, что Вячеслав поможет. Благо у него было чем. Это обнадеживало. Да и ситуация, когда один твой приятель скрывает что-то от другого, наконец-то обещала разрешиться. Это тоже давало повод для радости. Дела они обговорили быстро, а потом слово за слово взялись за воспоминания. Вспомнили многое и многих. Это дорогого стоит, когда в твоей жизни есть что вспомнить и с кем.

Остервенело растёртая кожа горела. Михаил надел тонкую батистовую сорочку и летние льняные брюки. Жажда деятельности приутихла, уступая место минорно-мечтательному настрою.

Да, Михаил никогда не сможет произвести впечатление на дам рассказами о выигранных сражениях, перед мысленным взором промелькнул образ Турчилина. Михаил вообще божьей милостью ни в одном сражении участия не принимал. Но душу грела надежда, что благодаря его усилиям некоторые сражения попросту не состоялись. Что почётнее: выиграть войну или не допустить её? Михаил для себя на этот вопрос давно ответил. Нет, он не считал, что его заслуга велика или что он в своём роде единственный и незаменимый. Заменимый. Ещё как! Жизнь это доказала. Он знал, что никогда не сможет рассказать всю правду о своей жизни близким и знакомым, что со стороны годы, проведённые за границами отечества, будут казаться пустыми. Ему было всё равно. Для него было важно самому понимать, осознавать и помнить свою причастность к чему-то великому, стоящему. Он пусть не вершил, но прикладывал руку свою к судьбам народов, держав. Он чувствовал пульс жизни, натянутый нерв. Он мог что-то делать. И делал!

А что сейчас? Все последние месяцы его не покидало ощущение, что он с залитого солнцем луга шагнул в пыльный тёмный склеп. Там, за спиной, жизнь бьёт ключом, кипят страсти. А здесь — тишина, полумрак и пыль. Спокойненько. Приятненько. Страстей нет. Одни страстишки. Карманные трагедии и бури в тазу с водой. Нет! В стакане с чаем. И чай такой тёпленький, слабенький, едва настоявшийся.

Тьфу!

Милованов прошёл узким коридором, ступил на крыльцо, ведущее во двор. По лазурному небу плыли лёгкие облака, дрожащий от зноя воздух пах мёдом и пылью. Куда от неё денешься?

Тишину нарушали лишь гудящие мухи да редкие выкрики Степана, руководящего мужиками, что таскали мешки на кухню. Судя по красным, залитым потом лицам, работники многое могли бы ответить крикуну, но по такой жаре им было лень. Время от времени один из них бурчал что-то неразборчивое себе под нос, но в основном каждый был сосредоточен на своей работе, а к Степану с его советами и указаниями относились как к мухам с их жужжанием — пусть гудит, пока близко не лезет.

Дворовый пёс лежал смирно в тени и шумно дышал, вывалив