Она потрогала пальцем перо, спрятанное в кармане.
Что есть
Меня будит луна, почти полная. Я тру глаза и сажусь на постели. В доме темно, но полоса серебристо-молочного света тянется через кровать, по полу в коридор. Прямо к двери маминой крошечной швейной комнаты. Мама не спит?
Я отбрасываю одеяло. У меня все еще болят ноги, и я стараюсь ступать осторожно. Я иду по лучу лунного света и не боюсь наступать на скрипучие половицы. Папа за дверью спальни так громко храпит, что все равно ничего не услышит. Остановившись у швейной комнаты, я встаю на колени и смотрю в щелку в двери. Смотрю одним глазом.
Внутри пляшет пламя свечи. Мама сидит, напоминая медведя своим темным сгорбленным силуэтом. Отложив в сторону лоскуток, на миг поднимает голову, потом снова склоняется над шитьем, что-то шепчет себе под нос. Втыкает иголку в материю. Шшшш, шуршит нитка. Что она шьет среди ночи? Сшивает друг с другом какие-то мягкие розовые кусочки. Это как будто лоскутное одеяло, но не совсем одеяло. Я никогда раньше такого не видела. Пытаясь рассмотреть получше, что это такое, я прижимаюсь щекой к дощатой двери. Дверь слегка дребезжит.
Мамина рука замирает. Игла в руке застывает. Внезапно мамина тень – гора на стене – заполняет всю комнату.
– Лейда?
Я сжимаюсь в комок, затаив дыхание. На этот раз мне не спрятаться в дровяном коробе. У меня начинает покалывать пальцы.
Дверь открывается, и я даже не успеваю отпрянуть. Мамино лицо как луна в полумраке. Она щурится и делает шаг ко мне.
– Лей-ли?
Я хочу ей сказать, что мне приснился кошмар о трех сестрах, что я не могу спать, когда она так беспокойно шепчет, и… почему ты шьешь в темноте, мама? Я пытаюсь пошевелить губами, но у меня больше нет губ. У меня нет языка и нет носа. У меня нет лица.
Со мной снова произошло непонятное.
Я лежу на спине, плоская, как хлебная лепешка. Мамины босые ноги шлепают по моей коже, по животу, по груди. Ее пятки давят мне на горло, которого нет. Я вижу, куда она смотрит. На дверь их с папой спальни. Из-под плотно закрытой двери пробивается храп. Дверь моей комнаты распахнута настежь, но с того места, где стоит мама, ей не видна моя кровать. Ей не видно, что кровать пуста. Она кивает своим мыслям: все так, как должно быть. Ее нога трется о мой подбородок. Она делает шаг назад и закрывает дверь.
Я пытаюсь сесть. Шевелю бедрами, дергаю ногами. Но все бесполезно. Я застряла, расплющенная по дощатому полу, вдавленная в древесные волокна прямо подо мной.
Нет, не подо мной. Я и есть эти волокна.
Я стала полом.
