таких камер я стою минут десять, вглядываясь в черную, покрытую пылью линзу. Может ли она быть бутафорией? Или же через нее за мной кто-то наблюдает?
А если наблюдает, то кто? И зачем?
Если я задам эти вопросы вслух, появится ли кто-то, кто мне на них ответит?
Мы продолжаем идти вперед вдоль тротуара, решив никуда не сворачивать. Квартал за кварталом, надеясь, что в конечном итоге куда-нибудь да дойдем. Дважды мы замечаем стеклянные метрополитеновские «бараки» наземных станций, но проходим мимо них, лишь озадаченно поглядывая на покрытые грязью стекла. Идею о том, чтобы идти по рельсам мы сразу же отметаем, как самоубийственную. Мало ли что можно встретить на этих рельсах? Пусть мы и на поверхности, а не в туннеле, но кто знает?..
— Смотри! — Тоха тычет пальцем в покосившуюся вывеску продуктового магазина. — Давай зайдем, посмотрим, что там есть.
Не вижу никаких причин для отказа. И все же не стоит терять бдительности.
Мы сходим с дороги, двигаясь по направлению к дому. На этот раз это девятиэтажка с одним подъездом, магазин же кто-то устроил в подвале, вход в который скрывался за добротной тяжелой дверью. На наше счастье она нараспашку открыта, но ведущая вниз лестница скрыта в темноте.
— Бросим монетку? — нервно предлагает Тоха, вглядываясь в эту темноту. — Что-то я уже расхотел туда спускаться.
Меня тоже сковывает страх.
— Тогда не пойдем, — говорю я. — Если эти твари там, внизу, то пусть давятся консервами в одиночку.
При упоминании консервов у нас обоих урчат желудки. Да так громко, что впору использовать этот звук как сигнал призыва к столу. Для монстров.
— А если там все-таки никого нет? А мы так по тупому струсим и останемся голодными?
Тоха достает свой телефон, включает на нем фонарик и светит на лестницу.
— Эй! — кричит он. — Есть кто?!
Его громкий голос эхом отражается от стен подвала.
— С ума сошел? — шикаю я, одергивая его за руку. — Куда ты думаешь бежать, если они там?
— Дверь закроем. Успеем.
Кошусь на дверь, массивные петли выглядят проржавевшими.
— Да ты ее с места не сдвинешь!..
Мы ждем несколько секунд. Никаких признаков жизни внизу.
— Думаешь, будь они там, то уже побежали бы на мой голос?
— Не знаю.
— Может, они по лестницам подниматься не умеют?
— Не знаю.
Что за идиотский разговор?
Мы переглядываемся. Делать нечего, раз уж решили идти, значит идем.
Неспешно спускаемся вниз, Тоха освещает лестничные ступени фонариком на своем телефоне. Каждый наш шаг звучит звоном церковного колокола для этого замкнутого тихого пространства. Но на наше счастье в просторном помещении магазина не единой живой души. И неживой тоже. Однако на стеллажах вдоль стен пусто. Мы пытаемся отыскать еду или хоть что-то съестное, но магазин пуст. Склада или чего-то, что напоминало бы подсобку, тоже нет.
Интереса ради провожу рукой по стеклянной витрине, в которой обычно выставлены образцы продающихся в магазине шоколадок и прочих снеков.
— Пылищи-то сколько…
Давно в этом месте уже никого не было.
— Вот невезуха… — Тоха от досады шваркает подошвой по кафельному полу. — Как же есть охота!..
— Да не ори ты, — повторяю я шепотом.
— Ладно-ладно, — отвечает он мне таким же шепотом. — И что делать будем?
— Здесь точно не останемся.
Был бы тут свет, то в принципе, можно было бы запомнить это место, как будущую ночлежку, если до темноты не найдем ничего лучше. Но входная дверь не вызывает у меня никакого доверия. Да и бежать отсюда, если что произойдет, некуда. Не хочется загонять себя в угол, в котором нет запасного выхода.
— Давай подниматься обратно. Может тут где еще магазины есть.
— Сомневаюсь я, что в них есть продукты.
Мы поднимаемся обратно.
Тоха идет первым, продолжая подсвечивать ступеньки, я иду следом. Когда мы оказываемся на улице, голубоватые предрассветные краски уже рассеиваются, уступая место обычному белому свету. Переступая порог магазина, я улавливаю сбоку какие-то движение. Но уже слишком поздно, чтобы я сумел как-то на него отреагировать.
Мне в висок упирается дуло автомата, холодное железо обжигает кожу. Я замираю на месте, не находя в себе смелости пошевелиться. У Тохи от испуга и вовсе подкашиваются ноги, и он плюхается на землю, пытаясь отползти, но его спину используют как подставку для ноги в массивных армейских бутцах.
— Это что у нас тут за мальчуганы шалят в подвале? — Вопрос задает тот, кто целится в меня. — Что-то лица мне ваши незнакомы.
В горле от напряжения пересохло.
— М-мы т-только ночью… — Голос у Тохи дрожит, он весь трясется от ужаса. — Н-ночью…с п-поезда…
Смотрю на того, кто использует Тоху как подставку. Он задумчиво смотрит в небо, потирая свой блестящий лысый череп. А потом щелкает пальцами и опускает ногу на землю, словно только что в его голове всплыла какая-то важная мысль.
— Так это вы те потеряшки! — с какой-то радостью объявляет он.
Его возглас словно приказ к отступлению. От моего виска убирают автомат.
— Меня Вано звать, — говорит лысый, представляясь. Его мерзкая ухмылка не предвещает ничего хорошего. — Топайте за нами, отведем вас в лагерь.
Воспоминание шестое — Лагерь
— Вы целы?
Задавший этот вопрос мужик, без всякого стеснения назвавшийся князем, вызывает доверие, этакий интеллигент из высших слоев общества, готовый взять тебя под свое крыло и облегчить твою жизнь всего-то за сущий пустяк: душу твою или рабский контракт. Выглядит он так, словно пришел в лагерь по делам и вот-вот собирается уйти, лишь бы не запачкаться в лежащей на земле грязи. Возраст его определить трудно, если скажу, что между тридцатью пятью и пятидесятую, то не ошибусь. Морщин на лице нет, лишь в уголках глаз, но само лицо немного осунувшееся и уставшее. Возможно, из-за этого к нему и липнет пара-тройка лет сверху. В остальном же мужик как мужик, с пыльными русыми волосами и такими же пыльно-серыми глазами.
Нас с Тохой привели к нему в кабинет — кабинет школьного директора, и усадили на два стула, до этого преспокойно стоявших у стенки возле книжного шкафа. Запах пыли щекочет мне нос, но я стараюсь оставаться невозмутимым.
— Значит, это вы те двое, что ночью отстали от группы?
Я понимаю, что следует что-то ответить на этот вопрос, но не могу выбрать тактику для общения с этим князем. Можно ли ему доверять, раз уж в лагере он главный?
— Мы отстали, когда убегали от монстров, — говорит ему Тоха.
Я киваю, подтверждая его слова. Да, так и все и было. Мы бежали, потом отстали, вот почему
