обливалось, когда он смотрел, как Бастер, натягивая цепь (наверное, больно было – кольцо чуть ли не раздирало хрящ плавника!) тянется к источнику восхитительной, как он понял, пищи. Верно говорят: нюх у акул – куда там собачьему! Каким, наверное, мучением для щенка было ощущать, что всего в десятке шагов готовят вкуснятину, которой ему не видать, как своих ушей. Тем более, что их и нет…
От него не укрылся взгляд, словно мельком брошенный дядей Саней в ту сторону. Вспомнилась фраза, вскользь брошенная однажды отцом в очередном споре с матерью, о том, что дядя Саня даже не скрывает удовольствия от того, что может кем-то помыкать. Но если её сестру устраивает положение бессловесной и бесправной восточной жены из гарема, то…
Чтоб не видать этого, он ушёл в дом.
Там две сестры, весело щебеча, накрывали и сервировали. Речь шла о шмотках, которые каждая «выбила» из своей половины как Новогодний Подарок. И об общих знакомых – кто на какие Мальдивы, или Корсику, подался, «достойно» встречать Праздники.
Но до ушей Вовки, думавшем о своём, долетали только обрывки фраз:
– … представляешь, от Диора! И смотрится на этой корове – ну… Как на корове!
– … а она тогда говорит: «Пошёл ты сам в …пу! Берг свозила свою жирную задницу в Швейцарию, и я хочу! Вот прям обязательно кататься на идиотских лыжах – никто же не заставляет! А пить можно и не выходя из Отеля… Что мы, бедней, что ли?!..
Ёлка, натуральная ёлка, которую дядька специально рубил в Заповеднике лично, купив для этого дороженное Разрешение, наполняла огромную нижнюю комнату новенького особняка предновогодним ароматом: сразу становилось ясно, что скоро Дед Мороз станет разносить Подарки…
И уж можно не сомневаться – дешёвых и банальных среди них не окажется!
Часов в двенадцать ночи, когда па ушёл спать, а две сестры и дядя Саня всё ещё смотрели развесёлую юмористическую передачу, оглашая гостиную громовым хохотом, совпадающим обычно с подложным ржанием наёмной публики, Вовка встал в туалет.
Справив свои дела, он вдруг понял – нет, так не пойдёт! Это всё она – противная собака совесть, не давала ему уснуть все последние три часа, вынуждая отмять все бока, скомкав простыню… И она же погнала его туда, куда мочевой пузырь, в общем-то, и не особо тянул.
Зайдя в кухню, отделённую от зала перегородкой, он открыл холодильник. Вот.
Сырые куски шашлыка, замаринованные назавтра.
Наложив в пакет несколько штук, замороженный окорочок, и большую кость, небрежно брошенную в мусорный бак после того, как с неё срезали всё мясо, Вовка поднялся на второй этаж, и вышел через верхнюю лестницу. Накинуть тулуп тёти Ани, что висел в коридоре, он не забыл. А вот свою куртку взять незаметно никак не получилось бы: вешалка на виду, у парадного входа.
Бастер лежал у входа, мордой к дому. Он не спал. Похоже, дядька не то забыл, не то – специально не покормил его.
В бусинах глаз плясали, отсвечивая, сполохи света от огромного, в полстены (ну так – дядя Саня никогда на престиже не экономил!..) квадровизора. А вот выражения этих глаз уловить оказалось невозможно: кто их разберёт, этих акул! Всё-таки – не собаки. Не млекопитающие.
Вовка, даже не задумываясь о том, что перед ним сторожевая акула, с зубами, свободно перегрызающими дюймовую доску, подбежал – больше всего боялся, что его заметят! – и высыпал содержимое пакета прямо в будку. После чего спохватился – отбежал.
Однако он ощутил, что хотя бы тепла щенку должно хватать: калорифер в будке давал поток нагретого воздуха, часть которого пробивалась наружу из-под занавеса из воздушной подушки. Да и слава Богу – потому что ни о каких «греющих жировых отложениях» под грубой, сморщившейся складками шкурой, речи явно не шло.
Бастер смог подняться на трясущиеся плавники лишь с третьей попытки. Он словно не верил в своё счастье: посмотрел несколько раз то на кучку еды, то на Вовку. У Вовки словно волосатой когтистой лапой сжало сердце, когда несчастный щенок стал жадно, давясь, буквально заглатывать пищу – словно его и правда, не кормили добрый месяц!
Впрочем, акулы быстро переваривают…
Однако смотреть на это унизительное зрелище оказалось выше Вовкиных сил – он быстро вернулся к дому, и залез к себе, на второй этаж. Чёрные бусины, скрывающиеся за белёсыми перегородками, когда Бастер глотал, всё ещё стояли перед глазами.
Какая всё-таки сволочь эта совесть – так и не давала Вовке спать все эти три часа, когда он ворочался в удобной и мягкой постели, вспоминая, кусая губы, что там, на морозе, сидит голодный и тощий щенок… Может, теперь удастся уснуть?
Уснуть удалось.
Утром он встал, когда за окном уже рассвело. Отец и мать мирно почивали на огромной гостевой кровати у себя в комнате, куда он только глянул, чуть приоткрыв резную дверь – Вовка понял, что и дядя Саня с тётей Аней, скорее всего, тоже ещё не встали. Ну и хорошо.
Он оделся, сошёл вниз по внутренней, шикарно-помпезной, в чугунном каслинском литье, лестнице. Тишина. Даже ящик отключился – умный, всё делает сам.
Ага, отлично. Со стола убрано, но вся немытая после вчерашнего посуда ещё в мойке…
Прислушиваясь, он подошёл, и стал аккуратно выбирать с тарелок недоеденные куски покрупней – брал всё: и кости, и картошку, и остатки салата…
Бастер уже выглядел повеселей. Даже повилял остатками заднего плавника. И, хотя теперь уж Вовка помнил о том, что его могли покусать, подошёл и высыпал из своего пакета пищу так же смело, как ночью – как, наверное, делал и дядя Саня.
Бастер стал есть. На него взглянул так же как вчера – раза три.
Отвернувшись и вытерев глаз – что-то попало! – Вовка ушёл в дом.
Застолье продолжилось только после двенадцати – к этому времени кое-как продрав глаза, проснулись, оделись и почистили зубы все домашние. Тётя Аня и мама снова накрыли на стол, дядя Саня принёс из кладовой ещё запасов Зубровки и «домашнего Скотча» – самогона. Его он предпочитал всему, когда не нужно было пускать пыль в глаза дорогими этикетками.
Разговор за столом долго не клеился. Потом кое-как двинулся вперёд – стоило завести речь о дороговизне и новых Налогах на Предпринимательскую деятельность. Правда, Вовка быстро потерял нить – потому что не слушал ни мужчин, ни женщин, предававшимся воспоминаниям об одноклассницах – кто сколько родил, в какие Лондоны-Бостоны пристроил детей на учёбу, и чей муж освободился, или сколько зарабатывает.
Поев,
