что я хотела. Чего я боялась хотеть.— Она обхватила его лицо обеими руками, пристально глядя в глаза цвета Коньяка, горящие огнем, который она теперь поняла. — Я больше не хочу бояться. Я хочу встретиться с тобой как с равным, ты понимаешь? Я хочу ощутить всю силу твоего желания, каким бы оно ни было.
Его ноздри раздулись, когда он сел под ней, каждый мускул напрягся, хотя казалось, что даже воздух вокруг них замер.
— Ты должна быть уверена.
Она поцеловала его. Твердо и быстро.
— Я уверена.
Демоническая улыбка играла краем его губ, а сложенные угли в его глазах превратились в языческий ад.
— Быть по сему.
Без предупреждения он протянул руку и разорвал ее лиф посередине, разбросав маленькие жемчужные пуговицы по капризам судьбы, их стук поглотил шум поезда. Несколькими довольно ловкими и загадочными движениями он сорвал порванную ткань, корсет и сорочку и бросил их в тень.
Прежде чем они приземлились, она внезапно оказалась под ним на спине и лениво смотрела вверх с открытым ртом от изумления, пока он снимал с нее юбки и нижнее белье, снимая их с ее тела с нечестивым мастерством.
Вероника не знала, то ли впечатляться, то ли завидовать, когда он бросил все это в изножье кровати. А потом она забыла, о чем думала, когда исчезли его брюки и ботинки.
Он лежал на ней прежде, чем она успела прийти в себя, низкое рычание эхом раздалось в его горле, когда он смотрел на нее так, как будто развернул единственный подарок, который он когда-либо желал.
Его рука сомкнулась на ее груди, его ладонь потерла чувствительную вершину, съежившуюся от зимнего холода и неистовства ее возбуждения. Он гладил и ласкал ее, лепил ее, как глину в руке скульптора, пока его губы находили отвердевший сосок и дразнили его до почти болезненного пика.
Она уже была готова к нему, и теперь выпустила влагу потребности, ее тело таяло, готовясь к нему. С хрипловатым звуком, в котором она не узнала свой собственный голос, она впилась ему в губы, впившись пальцами в его череп.
Пососав одну грудь, а затем другую, он провел губами по нескольким ее ребрам, пытаясь пробраться к ее лону.
— Нет. — Она потянула его за волосы, чтобы остановить, и он посмотрел на нее с бессловесным вопросом. — Просто… Просто… Будь со мной, хорошо?
Ее щеки горели, когда она выражала в словах то, что хотела. Слова, которые теперь казались почти недостаточными для того, о чем она его просила.
Он поцеловал тонкую, чувствительную кожу под ее грудью с озорной улыбкой. Одним плавным, изящным, очень хищным движением он двинулся вверх по ее телу, приподняв ее колено и обхватив его бедром.
Его толстый член скользнул в складки, защищающие нежное отверстие ее тела.
— Я с вами, миледи.
— Тогда… пожалуйста.
— Простите, что вы сказали, я не расслышал? — прохрипел он, остановившись над ней, всматриваясь в ее лицо. Мышцы на его шее казались настолько напряженными, что их можно было разорвать, а морщинки на ней теперь превратились в глубокие бороздки, сковывающие его. Этот ублюдок собирался заставить ее сказать это.
— Трахни меня.
Издав звериный звук, он уткнулся лицом в завесу волос рядом с ее ухом и погрузил свой член глубоко в ее тело.
У нее вырвался сдавленный вздох удивления, когда удовольствие сопровождалось небольшими толчками дискомфорта.
Он на мгновение завис над ней, его рука сжалась от силы, поддерживая свой вес, а другая схватила ее за бедро, когда она крепче обхватила его за талией.
— Милая, черт, ты мокрая. Теплая. Тугая. Идеальная. Боже! — Каждое слово вырывалось на одном дыхании, а он оставался неподвижным, позволяя ей приспособиться к его вторжению.
Как она могла не знать, что так должно быть? Никаких укусов и борьбы. Никакой боли или давления на сжатое тело. Она была настолько поражена несоответствием между этим моментом и событиями, которые она пережила со своим мужем, что слезы зажглись у нее на глазах. Слезы счастья. Вот что значит, принять мужчину в свое тело.
Вероника наслаждалась полнотой. Разливающееся тепло его над ней, внутри нее. Твердый, гладкий и горячий везде. Лихорадочный зверь из плоти и стали.
Внезапная первобытная потребность двигаться охватила ее, и она шире раскрылась под ним, приподняв бедра, приглашая двигаться.
Себастьян поперхнулся стоном, но подчинился ее молчаливому приказу, сначала покачивая бедрами, проверяя ее реакцию движениями, одновременно осторожными и уверенными. Ее имя вырвалось из его горла, резкое и незвучное, затерянное в звуках грозы, собирающейся вокруг них обоих.
Она прижалась к нему, подняв другую ногу, чтобы ввести его глубже, обхватив икрами изгиб его мускулистой задницы.
Себастьян не поцеловал ее. Он не напевал сладких слов и не гладил ее по волосам.
Он смотрел. Каждое движение ее мышц, каждое движение ее ресниц. Когда она приоткрыла губы, и как быстро ее дыхание входило и выходило из нее, когда он двигался. Подстраивая свой ритм в соответствии с ее молчаливыми инструкциями, он продвигался глубже, сильнее, быстрее, пока она не превратилась в дикое, невнятное существо, состоящее только из хаоса и блаженства. Ее ногти впились в его руки и в его спину, она несколько раз прикусила его, пока он, наконец, не прорычал в ответ, хлопнув ее бедрами в беспощадной войне за освобождение.
Ее восхождение было похоже на поезд под ними. Ритмичный, неудержимый, проносящийся сквозь нее со всей возможной для человека скоростью, позволяя каждому сосуду и сухожилию, с головы до пят, осознавать свое эфемерное присутствие.
Смутно она услышала над собой гортанный рев. Почувствовал, как он сжимается и дрожит, а его движения становятся менее размеренными и более неистовыми.
Затем они обнялись в свободном падении, как орлы, и земля устремилась к ним.
Пусть так. Ей было все равно. Она могла разбиться о камни и не почувствовать ничего, кроме расплавленного удовольствия от своей крови и блаженства от его горячего семени, изливающегося на ее сосуд чрева.
Вероника представляла собой
