Галанина, Скала оставили в покое.
И как раз после того, как ему удалось расколоть «грязного босса».
«Удалось ли? Расколол ли я его или же ему приказали расколоться? Если приказали, то чего ради им было отдавать мне двух лучших «механиков»? И пытаться меня убить?»
Доходя в своих размышлениях до этого места, майор неизменно возвращался к вопросу, вертевшемуся в его голове постоянно. Он никак не мог понять, за что его приговорили к смерти. Совершенный им промах был не настолько серьезен, чтобы повлечь за собой ТАКОЕ наказание. А раз смерть Кожухова здесь ни при чем, значит…
Значит врезали всем, кто соприкоснулся с «Капеллой». Смирнову, Нилиной, Разину и Скалину. Люди Давыдова хоть и были предупреждены об осторожности, но причину этого Степа им не объяснял. Смирнов и Нилина отделались легче всех, вероятно потому, что когда их допрашивали, они не упомянули о «Капелле», выразив тем самым несерьезное к ней отношение.
Скал стиснул руль. В последнее время он все чаще и чаще замечал, как от гнева темнеет в глазах. За всю свою жизнь майор ни разу не творил себе кумиров и ни разу не создавал себе образ врага. И лишь недавно этот самый образ предстал перед ним во всей красе.
Скал начал медленно и методично бить ладонями по ребристой поверхности руля, не обращая внимания на боль. Он прекратил это занятие только после того, как баранка стала скользкой от крови из разбитых рук. После этого майору немного полегчало.
— Черт с ним, — пробормотал Скал, тяжело дыша. — Со мной играют, это очевидно. Но пока все идет так, как и задумано. Упав в бурную реку, лучше всего экономить силы и потихоньку плыть по течению, пока не подвернется какое-нибудь бревнышко.
Его машина стояла в скверике у небольшого кирпичного дома, являющегося корпусом Клиники 15. Главное здание — пятиэтажный кирпичный куб, возвышалось прямо перед ним.
За этими вылизанными до блеска стенами скрывалась ниточка, ведущая к тем, кто превратил майора в урода, лишил работы и едва не прикончил.
Скал поймал себя на мысли, что почти те же самые мысли приходили к нему в голову в тот проклятый день, когда он, все еще красивый и самоуверенный, стоял перед гримеркой музыканта.
Да, да. Пусть лучше будет безликий музыкант, чем Макс Кретов. Почему-то при мысли об убийстве школьного приятеля все еще неуютно. Музыкант — другое дело. Тут никакого неудобства… И потом, к черту его. Смерть пешки — это ерунда. Мне не нужны фигуры, мне нужен шахматист.
Он глухо захрипел от бессилия и невозможности утолить жажду мести немедленно.
Ничего, ничего. В среду прибудут «механики» и в их компании Скал сможет наворотить черт знает что.
Даже если они часть какой-то непонятной мне игры, поиграем до поры до времени.
— И тогда никто не вырвет у меня из-под носа эту сучку, — прошептал майор, пристально вглядываясь в здание Клиники15. — Я из нее выбью все, что она знает. А потом дойдет черед и до музыканта. Даже если со мной играют, нужно просто понять правила и все.
Послышался шум мотора. Откуда-то сзади вынырнул роскошный спортивный автомобиль, серебристого цвета. Взглянув на номер, майор слегка повернул руль в сторону и нажал на газ, перегородив проезд к больнице. «Тойота» взвизгнула тормозами и слегка ударилась о заднее крыло. Из серебряной красавицы после нескольких возмущенных гудков вышел мрачный молодой человек из той породы людей, которым в жизни все далось легко и сразу. Шевельнув губами в беззвучном ругательстве он направился к досадной помехе.
— Может быть вы все-таки освободите дорогу? — с трудом сдерживая раздражение спросил мужчина, постучав костяшками пальцев по крыше машины майора. — Мне как бы на работу пора.
— Скажите, доктор, — донеслось до него снизу, — у вас мобильник с собой?
— Что?
Врач с негодующим возгласом наклонился и заглянул в стекло машины.
Скал повернул к нему улыбающееся лицо.
— Вы не поверите, дорогой мой. Чертовски нужен мобильник.
* * *
Главврач Клиники 15, так во всяком случае было написано в его документах, рассеяно нажал кнопку на пульте.
— Семен Андреевич, — почти неискаженный голос секретарши полился из динамика ровной, официальной волной. — Горский звонил.
— Кто? — вяло поинтересовался главврач и добавил с неким раздраженным оправданием в голосе. — Я же не обязан помнить весь персонал.
На самом то деле он помнил. И секретарша знала, что он помнит, но тем не менее беспрекословно уточнила. В те минуты, когда у него болела голова, постепенно она начинала болеть и у всех остальных.
— Это тот молодой, поступивший два месяца назад, у которого серебристая «Тойота».
«Особая женская примета — машина мужика.»
— Ну, ну. И что с ним?
— Сказал, что попал в небольшую аварию и задерживается.
— Невелика потеря, — буркнул главврач и выключил селектор.
Семен Андреевич или просто Эскулап, как прозвали его в туманной молодости коллеги, страдал головными болями с тех пор, как пришлось на полном ходу спрыгнуть с БТРа во время заварухи в Чехословакии. Ни рентген, ни другие, ультрасовременные методы диагностики не выявляли причины этих неприятных спазм. Тем не менее, они появлялись регулярно раз в два месяца и на сей раз отличались особенной силой. Сам главврач объяснял их так: раз я вожусь по ходу службы с колдунами и ведьмами, то это у меня ни что иное, как профессиональная болезнь. Такая же непонятная как и профессия.
В дверь постучали. Поскольку без доклада к Эскулапу мог входить только один человек, то и подавать голос, разрешающий проникнуть в кабинет не стоило. Главврач был благодарен судьбе за это. Говорить очень не хотелось.
На пороге бесшумно возник Василий. Массирующий затылок Эскулап молча указал на кресло. Его длинные пепельно-бледные пальцы продолжали ерошить роскошную седую шевелюру во время всего разговора.
— Опять боли? — внимательно глядя на резко обозначившиеся на лбу главврача морщины спросил Мальцев. — Не
