дату и девиз «пей для здоровья». Этикетки проверяла на грамотность дочь Афони.
Уже в первые два дня бутылок не стало. Пока Вася думал над выходом из положения, Вера принесла открытку — Афанасьев С. победил в телеконкурсе «Предсказатели». Сообщение подкрепила бандероль: футбольный мяч. Афоня без всякого насоса, своими помолодевшими легкими надул его так, что мяч лопнул. Однако можно было видеть на лоскутах автографы знаменитостей.
Афоня был без ума от радости.
— Пошлю нашим ребятам, всей сборной, всей подгруппе «А», всей высшей лиге по грелке с водой! Всех уделаем! Василь Сергеич! Пошлем футболистам воды! Золотая же богиня!
Вася заметил, что порыв Афони патриотический, но не будет ли данная вода квалифицирована как допинговое средство?
— Я узнаю и скажу, — сказал он. — А пока приступайте разрушать сруб. Расцементируйте его.
Расцементировали, бутылки пустили в дело. Новые стены источника выложили цветной плиткой. Стало красивее прежнего. Правда, прекратилось воркование выпущенной на свободу голубиной души, но надо выбирать: или воркование, или польза. Таким образом, в торговую сеть магазина было заброшено энное количество ящиков зюкинской хрустальной.
Когда и эти бутылки кончились, Кирпиков предложил делать свои.
— Найти бы кремнезем, — говорил он. — Финикийцы делали, случайно получилось — везли соду и разожгли костер на кремнеземе.
— Возьми соду и иди жги, — приказал Вася.
Уже стали планировать, какие выпускать бутылки — треугольные (символ: здоровье, долголетие, красота) или четырехугольные (здоровье, долголетие, красота, нравственность), уже стали утверждать первые образцы, как возникло «но»: Оксана не знала, какую сумму писать на ценнике. Сколько, то есть, брать? Без посуды.
Поехали в райцентр. Оттуда послали в область и дальше. Люди, занимающиеся ценообразованием, просили подождать, потому что резонно сказали: с одной стороны, льется сама, но, с другой стороны, большой эффект. Даром поить запретили. Источник был опечатан. Васе разрешено было набрать воды в запас и пользоваться приватно.
Стало слышно, как по высохшим горячим рельсам загремели поезда.
15
Перед тем как воскликнуть: ах, как много планов разрушил этот запрет, — надо, чтоб не было недоразумений, засвидетельствовать, куда делись уже готовые затаренные бочки и бутылки. Их использовали при тушении пожара. Струя из бочек вырывалась со свистом и не столько гасила пламя, сколько раздувала его. Сказалось то, что бочки успели быть нагазованы Ларисой. Зато бутылки показали себя молодцами. Из них заливали отверстия в горящих торфяниках, как будто выживали сусликов. Смышляев следил, чтобы все бутылки были использованы по назначению.
Сам не отпил ни глоточка, все откладывал на потом. И вот — последняя бутылка и последний очажок пожара. Лесничий поколебался и вылил воду на тлеющий торф. Пожар был потушен. Дым разнесло ветром, солнце ослабило свою свирепость, климат улучшился.
Лесник Пашка Одегов отпросился на три дня в счет отгулов в город Слободской. Причина была в заметке в газете: слободскую церковь возили во Францию, в Париж, она стояла там три месяца и вернулась с триумфом — восхищению французов не было предела.
— Николаич, — говорил Пашка, — я ее видел, она стояла за кладбищем, я сам плотник, надо посмотреть.
— Но ты же видел.
— Сейчас она на центральной площади города на специальном фундаменте. Я поеду. Я плотник. Значит, чего-то я не разглядел.
— Поезжай, — сказал Смышляев. — Так мы с тобой водички и не выпили.
— Огонь потушили, — ответил Пашка.
Он подпоясался и поехал смотреть слободскую церковь.
Итак, ах, как много планов разрушил этот запрет!
Деляров, помолодевший, как и все, хотел шестерить на Васю, но не дала Рая. Вспомним, как она сказала: «Будь личностью!» А сейчас она сказала:
— Нет, ты видишь?
— Вижу.
— Так вот, если тебе чего от меня и отломится, то только за цистерну этой воды. Сечешь?
— Секу, — ответил мышиный жеребчик и в ту же ночь приступил к работе.
Запасливая Дуся ставила в сумку Делярову бутылочку с соской, точила инструмент, заставляла надеть теплое белье.
— Я же пью воду, мне не страшно.
— Сынок, — отвечала Дуся, — для дочери берегу.
Еще по инерции крутилась беззаботная здоровая жизнь, но инерция затухала. Нет вечного двигателя. Нужно топливо. В данном случае запасы его иссякали. Они были. У кого много, у кого мало.
Началась спекуляция.
Все последние дни Кирпиков искал кремнезем и был так захвачен, что не знал о закрытии источника. Кремнезем он представлял в виде кремня. Он бродил по округе и пробовал любой крепкий камень. Раскладывал на железном противне костерок, совал туда камень и добавлял соды. Сам отбегал, так как уже пару раз досталось разорвавшимся камнем. Приседая, он вспомнил, что в детстве они специально жгли костры и бросали туда плитки дикого камня-трескуна.
Стекло не являлось.
Кирпиков вышел к небольшой речушке. Вода в ней была красноватая от торфа, в спокойных заводях стояла тихая трава. Не оставляя следов, извивался уж, плыла дикая утка, за ней взрослеющие утята. Было тихо. И только чуточку шумел, выбулькивая из-под сосны, родничок-кипун. Песок на дне его и вправду кипел, вода обжигала. Кирпиков напился, разделся и ухнул в речушку. Но вода оказалась такой холоднющей, что он завыл и выскочил как настеганный. Лязгая вставными зубами и ругая себя: уж немолодой со здоровьем шутить, — он торопливо развел костер. Натянул штаны, достал тетрадку, в которой отмечал пробы камней, и записал: «Не нашел». Потом вытряхнул в огонь остатки соды и лег на спину.
Вот так все и уходит, как ходит плывущая под нами земля, когда мы смотрим на облака. Родная земля моя, как спасает меня воспоминание о тебе. Северные моря мои — лесные озера, сладкий виноград мой — горькая рябина, сосны мои — корабельные мачты с натянутым парусом неба, стоящие в земле как в палубе корабля. Укачай меня, судьба, я дитя в корабле-колыбели, «…взвейтеся, кони, и несите меня с этого света!.. вон и русские избы виднеются. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном?..»
Догорел костер. Кирпиков еще долго лежал, смотрел в небо. Успокоение пришло к нему. Давно-давно сказал ему отец: «Ты ничего плохого не делал? Не обманывал? Не воровал? Тогда смотри всем прямо в глаза!»
Он встал загасить остатки костра, пошевелил палкой и уперся в какой-то слиток. Вывернул его. Коричневый, он остывал, меняя цвет к зеленому, и вдруг взорвался, и Кирпиков, которому снова крепко досталось, понял, что это и есть стекло, что таинственный кремнезем — это обычный речной песок. Кирпиков изобрел велосипед. Но попробуйте и вы изобрести велосипед. Тем более сейчас, когда люди задыхаются от выхлопных газов.
Ликующий Кирпиков несся в поселок. Вот его вклад,
