о жизни народной песни в Московской Руси. Кроме сведений об ее повсеместной распространенности среди крестьянского и городского населения, сохранились описания народных праздников, обрядов, музыкальных инструментов, игр, плясок, выступлений скоморохов и другие данные, воссоздающие картину широкого бытования песенного фольклора в русском обществе XVI–XVII вв. Фольклор в допетровской Руси — основное средство развлечения и веселья во всех кругах общества.
Но первые документальные записи русских народных песен, как известно, были сделаны только в царствование Алексея Михайловича, в 1619 г. по просьбе заморского гостя, англичанина Ричарда Джемса, заинтересовавшегося ими. Возможно, что записи эти были фактически и не первыми, и не единственными: в XVII в. уже зарождалась традиция рукописных песенников, и несколько таких рукописей, относящихся к концу XVII столетия, до нас дошло. Но записей ранее 1619 г. пока не найдено, и приходится считать, что народная песня до этой даты веками жила лишь в устной традиции.
Картина меняется только через сто лет, когда народная песня, продолжая свою жизнь в устном бытовании, начинает привлекать внимание литераторов и передовых деятелей русской культуры XVIII века. О популярности традиционной песни в быту всех классов русского общества середины этого столетия говорит большое количество мемуаров как русских, так и иностранных авторов, большое количество документальных свидетельств — писем, записей, дневников, семейных хроник.
«Во все продолжение путешествия нашего по России я не мог надивиться охоте русского народа к пению. Как скоро ямщик сядет на козлы, тотчас начинает запевать какую-нибудь песню и продолжает оную непрерывно по нескольку часов… Ямщик поет с начала до конца станции, земледелец не перестает петь при самых трудных работах; во всяком доме раздаются громкие песни, и в тихий вечер нередко доходят до слуха нашего отголоски из соседственных деревень», — писал один из иностранных путешественников по России во времена Екатерины II[9].
Эту песню можно было услышать не только в деревне, в поместье, но и в столице. Придворные певцы и гусляры, исполнявшие народные песни во дворце московских царей в XVII в., имели преемников и в XVIII — при дворе Анны Иоанновны, Елизаветы, Екатерины II, где придворные на вечерах и приемах развлекались «простонародными» хороводами и плясками под песни совершенно так же, как крестьянская молодежь в деревне. Народная песня была неотъемлемой частью репертуара крепостных оркестров при дворах вельмож.
«Вся сфера русской жизни, особенно семейной и бытовой, оглашалась… народной песней и переполнена была живейшими к ней интересами. В такой-то сфере питательными соками народного слова и творчества по преданию или положительным данным воспитаны были, между прочим, Потемкин, Румянцев-Задунайский, Чернышев, Суворов, Державин, Дмитриев, Нелединский-Мелецкий, позднее Карамзин и другие»[10]. Принесенная дворней из крепостной деревни на барский двор, народная песня сопровождала барские праздники. Описывая празднование именин помещика в 1752 г., А. Н. Болотов в своих «Записках» вспоминает, что крепостной оркестр мог играть все, что хотел, но больше всего исполнялось русских плясовых песен, под которые можно было танцевать; кроме музыки, гостей развлекали дворовые девушки своими песнями, а затем и умевшие петь лакеи. Разумовский, Орлов, Нарышкин и другие представители придворной знати были сами и любителями, и исполнителями народной песни. В 1764 г. Д. И. Фонвизин писал сестре о песне «Из-за лесу, лесу темного», которую слышал у Елагиных и которая привела его в полный восторг. Поддерживаемая устной традицией в крестьянском, посадском и демократическом городском быту, народная песня звучала в дворянских усадьбах наряду с романсами и ариями из опер. Ритмы и образы народной лирики определяли поэтику доморощенных стихотворных произведений тогдашних бар. А. Н. Болотов писал, что все свои стихотворения он сочинял на голос какой-нибудь песни. Наконец, склад народной песни помог Тредиаковскому создать основы русского тонического стиха.
Если народная песня уже со времен языческой Руси была одним из бытовых выражений художественной одаренности народа, то с XVIII века она становится важным, осознанным фактором в создании русской профессиональной художественной культуры. Она дает темы композиторам, звучит в хорах, в инструментальных произведениях, в фортепианных вариациях, в бытовой комической опере. Среди нацболее популярных мелодий, использованных композиторами XVIII века в оперном творчестве, встречаются такие песни, как «Уж как по мосту, мосточку», «Ах по морю, морю синему», «Как у нашего широкого двора», «Вниз по матушке по Волге», «Во поле береза стояла» и многие другие. Драматурги вставляли в оперы и комедии как целые песни, так и отрывки из них. Короче говоря, народная песня была своей, родной и любимой и в хижинах, и во дворцах, и в творческих лабораториях профессионального искусства. Естественно, что при таких условиях отдельные тексты традиционных песен должны были проникнуть и в зарождавшуюся светскую печать. В первом же крупном специальном песенном издании — «Собрании разных песен» М. Чулкова — они занимают заметное место.
«Собрание разных песен» М. Д. Чулкова, известного писателя, этнографа, драматурга, публициста, издателя сатирических журналов и общественного деятеля эпохи Екатерины II, было выпущено в 1770–1773 гг. в составе частей I, II и III с Прибавлением. Это была не только самая ранняя, но и очень полная фундаментальная песенная энциклопедия XVIII века, составленная в основном из материалов рукописных сборников и содержавшая в себе все основные разделы песен, популярных в различных слоях тогдашнего общества. Но песни традиционные с песнями литературными в этом издании не смешаны: в конце каждой из трех частей они выделены в особые отделы. Таким образом, Чулков сразу устанавливает перед читателями четко осознанную границу между песнями «простонародными» и «художественными» — романсами, куплетами, ариями из опер. Так же отделяется песня крестьянская от литературной и в целом ряде более мелких песенных изданий после «Собрания» Чулкова — в песенниках конца XVIII века.
Популярность фольклорной песни в XVIII столетии имела свои глубокие корни. Прежде всего, конечно, была очень крепка бытовая традиция, унаследованная от предыдущих веков; вместе с тем интерес к фольклору был обусловлен определенным историческим этапом в развитии русской культуры. Основной общественно-политической его предпосылкой являлась связь с одной из важнейших проблем русской общественной мысли XVIII века — крестьянским вопросом.
Отношение к этому вопросу резко размежевывало два лагеря — реакционный крепостнический и передовой лагерь антикрепостников. Выступая против крепостников-реакционеров, русские просветители защищали национальные основы русской культуры. Широко захватывая социальные проблемы, они ставили и проблемы народности литературы.
Эпоха классицизма кончалась. Распад классических традиций в литературе совпадал с усилением антифеодальных демократических настроений в русском обществе. В поисках жизненной правды, нащупывая первые шаги к будущему реализму XIX века, русская литература 1770–1790 гг. объединяла многообразные линии своего развития в едином общем течении — сентиментализме.
Сентиментализм с его «простым» героем из среднего класса или народа, с желанием свободно и просто говорить об интимных переживаниях и настроениях человека, с
