полнолуние года сама по себе была исполнена особого смысла. Существовало поверье, что она избавляет от всех болезней в наступившем году. Многие, в частности, верили, что в 15-й день 1-го месяца преисподняя разверзается и люди, прогуливаясь, могут сбросить в нее свои недуги[339]. Во всяком случае, указанное поверье предоставляло китайским женщинам едва ли не единственную в году возможность самостоятельно прогуляться по улицам города, да еще в праздничную нору. Для гулянья полагалось надевать платье белого цвета, соответствовавшего серебристому свету луны. В деревнях Северного Китая женщины отправлялись за околицу, возжигая по пути благовония и кланяясь у колодцев и на перекрестках. Выйдя за деревню, они жгли сосновые и кипарисовые ветки, чтобы «сжечь сто болезней»[340].
Идея «сбрасывания» недугов запечатлена в распространенном на севере Китая обычае выходить во время прогулки к реке и идти по прибрежному песку, оставляя на нем следы[341]. На Юге женщины, гуляя, громко топали специально надетыми для этого случая туфельками на деревянной или кожаной подошве, как бы «стряхивая» с себя недуги. В Цзэчжоу (провинция Шаньси) расстилали траву, протаптывали в ней тропинки и ходили по ним с фонарями в руках[342]. Во многих местностях от гулявших требовалось подняться на какое-нибудь возвышенное место — холм, городскую стену — или чаще всего перейти через мост. В районе нижнего течения Янцзы с ее густой сетью протоков и каналов обычай предписывал перейти через три разных моста[343]. В некоторых местностях Северного Китая гулявшие, за неимением в округе мостов, проходили по доскам, положенным на землю. В провинции Цзянсу многие женщины бросали с мостов кувшины, в которых якобы содержались их болезни. Жительницы Гуандуна «избавлялись» от недугов, бросая в воду камни[344].
Среди различных гаданий, устраивавшихся в праздник Первой ночи, особое место занимали спиритические сеансы, на которых женщины вызывали богиню по имени Цзыгу (букв. «Пурпурная девушка»). Первые упоминания о Цзыгу и ее роли оракула относятся к V–VI вв. Согласно популярным легендам, Цзыгу была красивой и мудрой наложницей некоего чиновника, которая в полнолуние 1-го месяца погибла в уборной от руки ревнивой законной жены, а на том свете стала покровительницей людей[345]. Правда, в Цзяньчуане (провинция Юньнань) полагали, что Цзыгу была хотя и красивой, но глупой наложницей одного старика. Она часто зло шутила над своим господином и однажды, терзаясь угрызениями совести, бросилась в выгребную яму и погибла[346]. Как бы там ни было, поклоняться ей следовало в нечистом месте — в уборной или свином хлеву. Обычно она считалась Богиней уборной. В Цзянсу Цзыгу была известна одновременно и как Богиня дверей дома[347].
В разных областях Китая Цзыгу носила разные прозвища. Некоторые из них, вероятно, были образованы по фонетическому созвучию с выражением «девушка уборной», как, например, распространенное в Хэнани прозвище «седьмая девушка». Однако чаще прозвища давались в зависимости от того, из каких предметов или материалов мастерили фигурки богини, в которую вселялся ее дух. Головой богини обычно служили кухонный ковш, маленькая корзина, сито, мусорный совок или половинка разрезанной вдоль тыквы горлянки (так было в провинции Хунань); на них наклеивали бумажку с нарисованным на ней лицом Цзыгу; иногда в рот богини вставляли палочки для еды, которыми она писала предсказания. Тело Цзыгу изготовляли из ивовых или персиковых веточек, а на юге страны — чаще из травы или тростника (по древнему китайскому поверью, в 1-й месяц года все травы обладают божественными свойствами)[348].
Призывали богиню-оракула примерно следующим образом. Две девочки в сопровождении других женщин несли фигурку богини в уборную, где зажигали благовония и произносили нехитрые заклинания, приглашая духа. Например, в Чжэцзяне в таких случаях говорили: «Чай остыл, лепешки зачерствели, почтенный дух, просим выйти скорее!»[349]. В Маньчжурии, где фигурку Цзыгу изготовляли из сита или шумовки, ее молили так: «Ослиный помет благоухает, лошадиный помет воняет, ситная девушка, с почтением просим выйти»[350]. Если кукла в руках девочек начинала качаться, считалось, что дух вошел в нее. Затем женщины испрашивали у богини предсказания, интересуясь в первую очередь видами на урожай. Если фигурка раскачивалась вперед и назад, ответ считался благоприятным, если же влево и вправо — неблагоприятным[351].
Праздник фонарей в различных областях Китая заканчивался в разные сроки. В провинции Гуандун фонари убирали вечером в 16-й день, в Северном Китае — в 17-й, а в некоторых местностях — на 18-й день; одновременно со стен снимали портреты предков и всю «висящую радость», как именовали в просторечии новогодние лубки и «счастливые» символы.
Завершение праздника Первой ночи нередко отмечалось особыми обрядами. Например, в Цзянсу в 18-й день было принято есть лапшу, в Хэнани фонари относили в местный храм Бога дождя и водной стихии — Лунвана[352]. В деревнях уезда Тайшань (провинция Гуандун) устраивали процессии, символизировавшие изгнание нечисти. В этих шествиях участвовали четыре группы юношей с оружием, гонгами, зажженными свечами, статуей Будды, а также изображавшие львов[353]. Надо сказать, что в народном сознании одни и те же дни 1-й и 2-й декад начального месяца как бы дублировали друг друга. Так, 7-й и 17-й дни считались днями человека, в 6-й и 16-й дни совершали поклонения божествам домашнего скота, в 8-й и 18-й — богам звезд, в 9-й и 19-й — обитателям Неба. В частности, 19-го числа 1-й луны отмечался крупный даосский праздник — День собрания всех небожителей, прибывавших на аудиенцию к Юйхуану. В Пекине накануне устраивали ночное гулянье у даосского храма Байюньгуань, причем бытовало поверье, что небожители спускались к гулявшим и ходили в толпе в человеческом облике[354]. В домах всем «ста богам» Небес приносили жертвы перед бумажным киотом с их изображениями, сжигали в их честь жертвенные деньги, бумажные лесенки (чтобы духи могли подняться на Небо) и пачки специальных «бумажных лошадей» с картинками популярных божеств[355]. Ночные гулянья при горящих фонарях могли происходить и в последующие дни. Например, жители Шэньси в 17-й день снимали фонари и выбрасывали недогоревшие свечи, что называлось «спровадить ядовитых гадов»; тем не менее, ночью 23-го числа вновь происходило ночное карнавальное гулянье при свете фонарей[356].
В новогодний период совершали обряды, призванные обезопасить кладовые дома от мышей в наступившем году. Чтобы защититься от прожорливых грызунов, доставлявших особенно много неприятностей крестьянам, на Новый год китайцы вывешивали в доме специальные магические картинки, например, изображение кота с мышью в пасти. Вместе с тем мышь представала в народном сознании
