фениксов», в других районах Южного Китая были распространены танцы журавлей, рыб, лошадей, быков. Большой популярностью пользовались и игравшиеся специально на празднике фарсовые сценки, такие, как «слепцы гуляют среди фонарей» или «монах ведет слепого на праздник фонарей» [321].
Одним из традиционных зрелищ, приуроченных к празднествам Первой ночи, была так называемая «сухопутная лодка». Прежде в Южном Китае большую лодку на колесах, служившую нередко жертвенником, катили во главе процессии, изгонявшей демонов моровых болезней[322]. Изгнание нечисти с лодочки, которую пускали по воде, — распространенная форма экзорсистского обряда в Китае. В XIX в. крестьянские парни, приезжавшие на праздник в города, разыгрывали целое представление, навеянное карнавальной темой «сухопутной лодки». Несколько веток, покрытых свисавшим до земли куском красной материи, изображали некое подобие лодки. Один юноша, наряженный девушкой, стоял посередине конструкции, другой становился позади него и выступал в роли лодочника. Нижняя часть тела актеров была закрыта занавесом, так что создавалось впечатление, будто они плывут; для большего эффекта на носу «лодки» иногда помещали пару миниатюрных женских ножек, высовывавшихся из складок занавеса-юбки. «Девица» пела песню, а ее спутник отвечал ей репликами, полными грубоватого народного юмора. В Центральном Китае такую импровизированную «лодку» называли «лодкой сбора лотосов»[323].
Та же карнавальная стихия заявляла о себе в обычае назначать шутовского правителя праздника. В Северном Китае его когда-то называли «фальшивым чиновником» или «гнилым чиновником», впоследствии его стали именовать «чиновником фонарей». В дни праздника «чиновник фонарей» отправлялся «инспектировать» освещенный огнями город. Он носил вывернутый наизнанку кафтан, летнюю шайку и старомодные большие очки. Шутовского чиновника сопровождали комично одетые воины и дети, изображавшие ученых старцев; позади ехала верхом на лошади его супруга. Каждый вечер «чиновник фонарей» объезжал город и с тех домов, где не соблюдали обычай праздника, брал штраф лепешками юаньсяо[324].
Рис. 17. Шествие «фальшивого чиновника»[325].
Еще один традиционный карнавальный элемент празднеств Первой ночи — мотив ритуальной кражи. В средневековом Китае существовал обычай красть фонари во время праздника. Считалось, что это приносило благополучие и удачу в новом году[326]. На севере страны во многих домах ставили лампадки из пирожных, а дети «крали» и съедали их[327]. В Сычуани женщины, желавшие родить сына, «выкрадывали» чашку с лепешками юаньсяо и съедали их[328]. В Гуандуне женщины, совершая праздничную прогулку, тайком срывали с деревьев свежие листья и приносили их домой, что называлось «украсть зелень»[329].
В праздник фонарей одним из самых любимых китайцами представлений был «танец дракона». Истоки его теряются в глубине веков. Во всяком случае, еще в период правления династии Хань важным элементом новогодних празднеств были «шествия рыб и драконов»[330]. Группы любителей изготовляли из материи, бумаги и прутьев чешуйчатое тело чудовища и устрашающую морду с усами, рогами, горящими зелеными глазами и красным языком в зубастой пасти; изнутри макет был озарен свечами.
Дракона приводили в движение люди, державшие его на бамбуковых шестах. Впереди несли золотистый матерчатый шар, изображавший солнце, которое дракон — символ облаков — старался проглотить. Когда процессия с чудовищем шествовала по улице, ее участникам выносили из домов деньги, завернутые в красную бумагу, а дракон в ответ «кланялся» дарителям. Зачастую зрители бросали в дракона хлопушки и шутихи, а люди, скрывавшиеся за его чешуей, в свою очередь, изображали нападение чудовища на толпу. Эта отнюдь не безопасная игра продолжалась до тех пор, пока дракон не разваливался. В Юго-Западном Китае шествие с драконом так и называли: «сожжение дракона»[331].
Во многих районах существовал обычай после окончания празднеств «мыть дракона»: тело дракона приносили к реке и бросали в воду его бумажную оболочку, сохраняя его «кости» — деревянный каркас. И сожжение и «мытье» дракона были очистительными обрядами[332]. Поскольку дракон был символом плодородия, огонь, зажженный от огня горевших в нем свечей, вносили в дома, что должно было способствовать рождению мужского потомства. В Гуандуне женщины, желавшие родить сына, бросали в дракона зерна. Усы дракона сжигали, а пепел съедали как чудодейственное снадобье[333].
Еще одним популярным представлением в Новый год был «танец львов», принесенный в Китай выходцами из Средней Азии и Персии в эпоху раннего средневековья. Фигуру льва тоже делали из прутьев и ткани, гриву — из конопли; несли ее обычно два человека. В Северном Китае зрители зачастую показывали схватку двух львов или игры львов с большим шаром. Нередко впереди льва шел человек, одетый буддийским святым — архатом. Как и в случае с драконом, «танец львов» обыкновенно заканчивался их сожжением. В некоторых районах, например, в провинции Гуанси, обряд сожжения целиком заслонял хореографический аспект зрелища. Льва там изготовляли из плотной ткани, и люди, несшие его, должны были как можно дольше противостоять натиску зрителей, бомбардировавших зверя хлопушками и петардами[334]. Примечательно, что в отличие от «драконов» «львы» могли входить в дома.
В некоторых областях Южного Китая были распространены «игрища с быками». Так, в деревнях Гуанси на праздник Первой ночи устраивали многолюдную процессию, в которой вместе с самодеятельными музыкантами шествовали люди, одетые пастухами, крестьянами, охотниками, рыбаками. В центре процессии несколько человек несли большую фигуру зеленого быка, за которой шел человек с плугом[335]. На севере Гуандуна еще полвека назад бык был персонажем особого представления, в котором участвовали трое юношей: один, носивший рваную рубаху и большие очки, выступал в амплуа шута, второй был наряжен девицей и держал в руках корзину с цветами, третий носил маску быка. «Шут» ходил на руках, перебрасывался скабрезными шутками с «девицей» и время от времени хлестал «быка»; непременным атрибутом представления был плуг[336].
Элемент ритуального противоборства, заметный в обычае «сожжения» макетов драконов и львов, мог принимать и более очевидные формы. В Цзянси были распространены состязания двух команд мастеров кулачного боя, носивших маски кота, собаки, петуха, быка, обезьяны. О связи этого представления с «танцем львов» напоминало лишь то обстоятельство, что все его участники назывались «львами»[337]. Публичные состязания знатоков «военного искусства» устраивались в праздник фонарей по всему Китаю. По свидетельству Й.Й. де Гроота, в окрестностях Сямыня местные жители, разбившись на две команды, бросали друг в друга камни, причем власти были бессильны искоренить этот обычай. Когда уездный начальник попытался однажды прекратить побоище, ему пришлось спасаться бегством от гнева обеих враждующих сторон[338].
Необычные представления в дни праздника фонарей, разумеется, привлекали толпы гулявших зрителей. Однако прогулка в первое
