кармы человека (от санскритского карман — «действие») — того, насколько хорошо он поступал в своем предыдущем воплощении. Достичь нирваны, высшего состояния покоя без желаний и устремлений, можно только благодаря хорошей карме. Личность в таком случае выходит из цикла неизбежных земных страданий. Согласно Махаяне, направлению буддизма, которое стала преобладать в Китае, после достижения нирваны человек обретает просветленное, «пробужденное» состояние и становится буддой. Промежуточную стадию называют бодхисатва: в данном случае человек откладывает переход в нирвану ради спасения других живых существ. Лохань
Бодхисатвы и лохани (архаты на санскрите) — это те, кто благодаря святым делам достиг нирваны, но решил остаться в этом мире и помогать человечеству. В Махаяне, оказавшей на китайский буддизм наибольшее влияние, принято особенно выделять четырех великих бодхисатв. Они занимают почетное место рядом с Буддой, и в храмах им зачастую посвящают отдельные помещения. Хотя в индийском буддизме архатов всего шесть, на китайских храмовых изображениях есть группы от двенадцати до пятисот фигур.
Лохань в виде необычной, архаичной фигуры, окруженный природой. Свиток «Шестнадцать лоханей», династия Мин.
Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Храм Белой Лошади в Лояне, созданный при покровительстве императора Мин-ди в 68 году н. э.
gyn9037 / 123RF.com
Первые свидетельства присутствия в Китае буддизма мы находим в Лояне, бывшей столице державы Восточная Хань в провинции Хэнань, где в 68 году н. э. был возведен Храм Белой Лошади (Баймасы). Сегодня там сохранились преимущественно постройки времен Мин, и в последние десятилетия они подверглись значительной реставрации. Это традиционный китайский храм с чередой двориков и залов. В нем есть две каменные статуи коней, датируемые, вероятно, сунским периодом. Ступени за главным залом ведут к Прохладной террасе. Говорят, ее строили специально для основателей храма — двух индийских буддистов, — чтобы они переводили там сутры. По всей видимости, буддизм принесли в Китай торговцы, приходившие с запада, из Средней Азии, по будущему Великому шелковому пути[83]. Первые переводы буддийских текстов на китайский делали парфяне — жители крупной древнеиранской империи, приблизительно совпавшей по времени с империей Хань. Одним из культурных посредников был проповедник Ань Шигао, который обосновался в Лояне около 148 года и, как принято считать, выполнил около двухсот переводов. Это были довольно свободные и не слишком точные переложения оригинала: буддист-иностранец растолковывал источник человеку с родным китайским, а тот, в свою очередь, диктовал текст писцу. Первые истинные последователи ханьского буддизма происходили из даосских кругов, из-за чего возникла тенденция интерпретировать труды в соответствующем духе.
Буддийский монах и путешественник Сюаньцзан с посохом и свитками в сопровождении тигра. Иллюстрация, эпоха Тан.
Попечители Британского музея, Лондон
По стопам ранних миссионеров пошли многие буддийские монахи. Один из них, Кумараджива (334–431) родом из буддийского государства Кучар, выполнил переводы, завоевавшие сердца китайских элит. После этого буддийские тексты начали постепенно распространяться по всей Восточной Азии, а монахи-китайцы стали совершать паломничества в Индию. Так, за «истинными сутрами» в эту страну отправился Фасянь (337–442). Он долго путешествовал на кораблях, пережил не один шторм и в конце концов благополучно возвратился в Нанкин. Паломничество в Индию буддийского монаха VII века н. э. Сюаньцзана легло в основу написанного в эпоху Мин (см. ниже) классического романа «Путешествие на Запад» («Си ю цзи»), а о его реальных, не менее захватывающих приключениях мы узнаем из записей времен Тан. Хотя император Тай-цзун запретил китайцам покидать страну, Сюаньцзану удалось проскользнуть через границу. Он путешествовал семнадцать лет, встретился со знаменитыми индийскими мудрецами, учился у них. Последние годы жизни он провел в столице Чанъань (ныне — Сиань) и перевел многие труды, снискав всеобщее восхищение. Ученики очень его любили и написали историю его свершений.
С ростом популярности буддизма в Китае появились и новые боги индийского происхождения. Часто они приобретали традиционный китайский оттенок.
ГУАНЬИНЬ
Имя Гуаньинь, богини милосердия и сострадания, можно перевести как «Смотрящая вниз и слышащая его крики». В Китае она намного превосходит по популярности других буддийских божеств. Ее изображения встречаются повсеместно: они есть во многих домах, в ее честь по всей стране возведены храмы. Изначально в буддизме Махаяны это была бодхисатва Авалокитешвара: в Индии ее считали мужчиной, а в Китае она могла быть как мужчиной, так и женщиной (до XII века на ее изображениях видны усики). Поскольку сострадание в Китае больше ассоциируется с женским началом, и в пантеоне не было значимого божества подобного рода, Гуаньинь очень быстро стала для китайцев богиней, и ее культ распространился по всей Восточной Азии. Китайские буддисты по сей день ей почитают ее как спасительницу — особенно она помогает в море и при рождении детей. Вероятно, ее образ вобрал в себя черты древних местных богинь, которым было принято молиться в таких случаях.
Бодхисатва Гуаньинь и шестнадцать архатов на горе Путошань. Рисунок тушью, эпоха Мин.
Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Центром поклонения Гуаньинь была гора Путошань — остров в архипелаге Чжоушань в провинции Чжэцзян к юго-востоку от Шанхая. Известно, что ее культ существовал там некоторое время еще в VII веке н. э. во времена Тан. Рассказывают, что один японский монах хотел забрать статую богини с собой на родину, но поднялась буря, и он был вынужден искать убежище на горе Путошань. Решив, что Гуаньинь не хочет покидать Китай, он оставил ее на острове и построил там женский монастырь. Обитель получила подходящее название — «Монастырь нежелающей покидать» — и, несмотря на различные реформы, существует поныне.
Буддийская богиня или китайская принцесса?
Некоторые древнекитайские ученые полагали, что Гуаньинь — это принцесса по имени Мяошань. Отец, жестокий правитель, попытался против воли выдать ее замуж, но она не поддалась и поклялась стать буддийской монахиней. В конце концов он уступил мольбам и позволил дочери уйти в монастырь, но приказал монахам давать ей самые неприятные задания. Она, однако, с радостью выполняла все поручения. Тогда разгневанный отец приказал войскам сжечь обитель, где Мяошань нашла убежище, но она погасила пламя. Наконец он распорядился предать ее смерти. Годы спустя царя поразил недуг. Как оказалось, единственное средство от него — это глаз и кисть человека, добровольно пожелавшего принести такую жертву. Таковых не оказалось — кроме Мяошани, которая пребывала в загробном мире. Она отдала отцу один глаз и руку и тем
