гребаного Карузо… — начал было Вито.
— Стой-стой, — оборвал его Спец, — про этого сраного макаронника я вообще ничего слышать не желаю!
— Но это же мы, итальяшки, изобрели оперу, — запротестовал Вито.
— Ну, знаешь, у гребаных французов есть на этот счет совсем другое мнение. Или, может, это гребаные греки завели обычай приходить в своих гребаных масках в гости к какому-нибудь там гребаному Платону и петь.
Вито отхлебнул пива.
— Да ты ж ни хрена не знаешь. Мои предки весь известный к тому времени мир завоевали, а твои только и умели, что скакать, вырядившись гребаными львами, швырять друг в друга гребаные копья и высушивать друг другу отрезанные головы.
— Ну вот, опять. Вечно ты со своими расистскими нападками. Сначала загонишь свою белую жопу в угол, из которого тебе не выбраться, а потом начинаешь расистские разговорчики. Знаю я, как это происходит. В споре так не победишь.
— Да пошел ты, — огрызнулся Вито. — Лучше скажи: диск с Хосе Каррерасом, что ты у меня брал, тебе еще нужен?
— Он у меня в машине. Завтра отдам.
— Гребаная Кири те Канава! — продолжал кипятиться Вито. — Так ты чего доброго и до черножопых скоро дойдешь.
— Пожалуйста: Поль Робсон, — не остался в долгу Спец. — Леонтина Прайс. Кэтлин Бэттл[43].
— «Старик-река»[44], мать его, не считается!
— А вот хрен тебе.
— Ты дикарь, мать твою. Сам не знаю, зачем я с тобой разговариваю.
— Глядишь, узнаешь про оперу чего нового и полезного, — парировал Спец.
В глубине зала открылась дверь. Оттуда высунулся мужчина и жестами велел Вито подойти. Тот махом осушил свою кружку, дружески хлопнул Спеца по спине и исчез в дальней комнате. Спец в одно ухо вставил наушник от своего телефона, а в другое — наушник айпода. Он долго тыкал пальцем в плеер, пока не нашел подходящую музыку, а потом направился к бармену за следующей порцией пива.
Перек поднимался в номер следом за Шантарель. В вестибюле пахло чистящим средством вперемешку с блевотиной. Девушка отперла дверь, вошла и бросила сумочку на стул. Перек так и мялся в дверном проеме.
— Дверь-то прикрой, — попросила девица, — если, конечно, ты не планируешь смотаться.
Перек шагнул в номер и затворил за собой дверь, все так же крепко прижимая к телу спортивную сумку.
— Да что у тебя там, в сумке?
Перек расстегнул молнию и развел края сумки в стороны, позволив ей посмотреть. Она заглянула внутрь. Там лежало зеленое платье и парик медового оттенка.
— Что мне нужно будет сделать?
— Я хочу, чтобы ты это надела, — ответил Перек.
— Так, ясно, один из нас переодевается, — сказала она. — А дальше что?
Перек не нашелся что ответить.
— Если надумаешь подрочить, кончай в туалетную бумагу. Если хочешь, чтоб я тебе подрочила, цена будет такая же. Давать в киску или работать руками — мне все равно. Может, хочешь, чтобы я у тебя отсосала?
— Нет! — вскричал шокированный Перек.
— Не желаешь помочь мне переодеться?
Перек кивнул.
Шантарель улыбнулась и сказала:
— О да, тебе должно понравиться. У тебя такое лицо… Готова поспорить, ты кончишь еще до того, как я успею что-нибудь сделать.
Шантарель начала раздеваться, Перек стоял, держа сумку под мышкой, и глазел. Раздевалась она медленно, покачивая бедрами и словно бы танцуя. У нее было красивое тело, и она водила руками вдоль торса, неторопливо перебирая пальцами, как будто играла на флейте, только без звука. Она расстегнула застежку бюстгальтера и, извиваясь, выползла из трусиков, то и дело поглядывая на Перека и призывно облизывая губы. Иногда она прикрывала глаза и трогала свои груди и между ног, слегка постанывая. Потом посмотрела на его лицо и рассмеялась.
— Тебе ведь нравится, я же знаю. Тебе нравится то, что ты видишь. Ты смотришь на эти упругие маленькие грудки, на мою киску, да, вот так, тебе хочется прикоснуться к ней, это так приятно…
Она снова потрогала себя и улыбнулась.
— Дай-ка я посмотрю, как там твой малыш, — предложила она. — Спорим, он уже отвердел. Спорим, он весь налился и пульсирует, как будто живет собственной жизнью.
Перек помотал головой, хотя был заметно возбужден. Его лицо заливал румянец, губы пересохли. В животе снова зародилось это болезненное ощущение, То Дело было уже в самом разгаре, оно происходило Там Внизу, но он был слишком взволнован, чтобы стыдиться, он не предпринял ничего, чтобы скрыть или прекратить это.
— Ну же, — сказала девушка. — Давай займемся этим.
Перек вытащил из сумки платье и парик и осторожно разложил их на кровати. Шантарель стояла посреди номера нагишом, упершись рукой в бедро. Перек взял платье, подошел и аккуратно надел его на Шантарель через голову, позволив ткани мягко скользнуть вниз, прикрывая ее вызывающую наготу. Она протянула руку и дотронулась до него Там Внизу. Перек отпрянул, а она засмеялась. Затем Перек приступил к парику и медленно возложил его ей на голову, словно это была британская корона. Он отступил на шаг, оглядел ее, а потом заправил выбившиеся прядки темных волос под парик.
— Теперь я на нее похожа? — спросила Шантарель.
— Да, — выдавил Перек. Горло совсем онемело и пересохло.
— Как ее зовут? Ты можешь называть меня во время секса ее именем, если хочешь.
Перек помотал головой.
— И что теперь?
— Я хочу подстричь тебя, — заявил он.
— Хрена лысого!
— Да нет, не твои волосы. Не взаправду. Всего лишь парик.
— Ты притащил меня сюда, чтобы кромсать ножницами гребаный парик?!
Перек молча смотрел на нее.
— Что за хрень. — Она пожала плечами.
В номере стояли небольшой письменный стол и стул. Шантарель уселась на этот стул лицом к покрытой непонятными пятнами стене. Перек долго стоял позади нее не шевелясь, разглядывал ее затылок. Наконец подошел поближе и погладил светлые волосы парика. От этого у него закружилась голова и участилось дыхание.
— Надумаешь подрочить — кончай только на платье, ладно? Не хочу потом оттирать с шеи твою слизь.
Перек сунул руку в карман и достал опасную бритву. Раскрыл ее, несколько секунд спустя подцепил первую прядь парика и начал ее обрезать. Шантарель ощущала, как он натягивает пряди, и все ждала, когда же защелкают ножницы или зажужжит электрическая машинка.
— Какого хрена ты там делаешь? Это не ножницы. Какой дрянью ты меня стрижешь?
Она рывком развернулась, увидела в его руке опасную бритву и вскочила со стула.
— Не смей подходить ко мне с гребаной бритвой. Сейчас же убери ее куда подальше.
— Но я хочу стричь именно так.
— Хорошо, малыш, но мне сперва нужно все взвесить, — затараторила Шантарель. — Ты меня до смерти
